Северный комсомолец
21 декабря 2007 (50)
Галина МЕЩЕРЯКОВА

Делаю глубокий вдох и читаю "Отче наш"...

Полуторамесячную девочку начали готовить к операции в девять утра. Еще накануне я узнала, что врачам предстоит бороться за жизнь малышки. И мне разрешили присутствовать на операции.

Над операционным столом с маленьким тельцем склонился анестезиолог Валерий Сластилин, рядом ещё семь человек - врачи и медсёстры. Медленно, с особой осторожностью он вводит препараты в крохотные ручки. В это же время настраивается электронная аппаратура, подключается аппарат искусственного кровообращения. В операционную входят кардиохирурги в увеличительных очках. У полуторамесячного ребёнка всё микроскопическое - промахнуться нельзя. Медсёстры надевают на руки хирургов перчатки, все занимают свои места у операционного стола.

В операционной - тишина. Пациент словно обёрнутый батон хлеба. Пульсирует крохотное больное сердечко. Проходит полтора часа. Кардиохирурги неподвижны. Только руки в постоянном движении, как у портных. Операционная сестра Светлана ловко подаёт инструмент. Он одновременно уходит из её рук влево и вправо, затем - совершенно невероятный нырок под локтём врача, и пинцет в ту же секунду оказывается у него в руках. Пять секунд спустя сестра подаёт нитку "на шесть"...

Через два часа напряжение в операционной нарастает. Кардиохирурги в той же согнутой, монументальной позе: ни глотка воды, ни одного потустороннего движения. Чувствую, как у меня ломит поясницу и стучат виски от волнения. Делаю глубокий вдох и читаю про себя "Отче наш"...

Доктор Игорь Чернов: "Максимальное коронарное. Щипцы сюда, быстрее! Зажим, зажим, зажим! Сделайте, чтобы левый дренаж не присасывался. Возьмите вот так сердце отведите!"

Проходит два с половиной часа. Люди в операционной с каменными лицами всматриваются в показания аппаратуры, подключённой к девочке. Медсестра Света на "автомате" вкладывает в руки врачей холодный инструмент, как эстафетную палочку - точно и чётко. Врач, "прикованный" к аппарату искусственного кровообращения, громко говорит: "В артерии давление повысилось - 275 - и растёт!" Чернов: "Вторую нитку берите. А сейчас?" - "Сейчас триста". Прошло минут семь, и давление стало 120. Чуть позже Чернов просит снять зажим и замерить плазмы 100 миллилитров.

"Сделайте фибрилляцию!" Две лопатки, величиной со столовую ложку, прикладывают к сердцу, дают разряд. Он не помогает.

"Без команды ничего не делать! - предупреждает Чернов. "Отсос! Гемоглобин сколько?" Ответ: "Восемьдесят". Чернов: "Скальпель! Начали и.к. (искусственное крово- обращение). Зажим. Разряд. Сколько и.к.?" Ответ: "Семьдесят процентов". - "Сделайте пятьдесят". Пауза. "Сделайте тридцать. Стоп и.к.".

Прошло три с половиной часа, бешеный темп операции стал угасать. От операционного стола отходят один за другим хирурги. Я ничего не понимаю, всматриваюсь в показания на экране и вижу, что жизни в них нет. Не верю им. Вглядываюсь в лица тех, кто ещё находится у стола с телом малютки. Все молчат. По лицу медсестры, записывающей показания в журнал, текут слёзы...

Позже Игорь Чернов сказал:

-Диагноз оказался ещё тяжелее, чем был поставлен. Когда приступили к операции, то увидели полость. Перегородки сердца вообще отсутствуют, а клапан болтался.

Девочка родилась с пороком сердца. Вместо детской кроватки в родном доме её ждала реанимация новорожденных Областной детской клинической больницы. Там ребёнка продолжали наблюдать ещё какое-то время и готовили к отправке в Бакулевский центр в Санкт-Петербурге, пока состояние крохотной пациентки не стало стремительно ухудшаться.

Обычно выездная бригада кардиохирургов Первой городской клинической больницы Архангельска делает безотлагательные операции на базе Областной детской больницы, но в данном случае медицинское оснащение учреждения (отсутствие аппарата искусственного кровообращения) не позволяло прооперировать больную с тяжёлым диагнозом прямо на месте.

В 2006 году кардиохирурги провели четыре паллиативные операции в отделении реанимации новорожденных тем детям, которые ждать помощи столичных центров уже не могли. Ещё три-четыре года назад результат аналогичной работы кардиохирургов имел бы стопроцентную летальность. В данном случае в послеоперационном уходе выжили два ребёнка.

Полуторамесячную девочку привезли оперировать в Первую городскую больницу Архангельска в понедельник. Врачи уже знали, что диагноз тяжелейший, но не отступились...

Двумя днями раньше в детской областной клинической больнице в отделении реанимации новорожденных умер ребёнок трёх дней от роду. Диагноз - порок сердца - был поставлен ещё во внутриутробном развитии. Операция была необходима в первые часы жизни...

ЗАКОН НЕ ПОЗВОЛЯЕТ

По статистике, за год детей с тяжелым пороком сердца у нас, в области, проходит немного - от четырёх до шести. А что если их будет больше? По большей части дети эти нетранспортабельны, и до Москвы и Питера их просто не довезти. Опять же у нас не могут отработать полноценную систему помощи для этих немногих детей, учитывая специфику той же Первой городской. Закон не позволяет. И врачам приходится метаться от одной больницы к другой.

Чтобы как-то прояснить ситуацию, мы обратились за комментарием к заведующему отделением реанимации новорожденных ОДКБ Дмитрию Петрову.

- В ситуациях, когда ребёнка нельзя даже из кювеза (инкубатор для новорожденных стоимостью 2,5 млн рублей) поднять, кардиохирургу приехать легче к нам и прооперировать. Но если будет необходимо вскрыть сердечную камеру, то для такой операции нет аппарата искусственного кровообращения, который очень дорого стоит. И получается, что у нас нет условий для сложных операций, а в Первой городской нет условий для послеоперационного выхаживания новорожденных. У нас имеется шесть кювезов, детей, правда, всегда больше. В компетенции кардиохирургов у меня нет никаких сомнений, но организационные моменты надо отрабатывать вместе.

Мы обратились к начальнику отдела охраны матери и ребёнка Департамента здравоохранения администрации области Ирине Есауловой с вопросом: "Почему в Первой городской нет инкубаторов, а в детской областной - аппарата искусственного кровообращения?".

- Наверное, не рационально устанавливать аппарат искусственного кровообращения в детской областной для десяти больных. Он там просто не нужен. Операции в основном паллиативные. Не проблема поставить пять кювезов в первой городской, но они должны получить лицензию по педиатрии, и тогда можно говорить об оборудовании. Почему бы им не развернуть кардиологическое детское отделение на 15-20 коек, взять педиатра, оформить соответствующие документы, и оперировать, и выхаживать детей со всей области?

Кардиохирург по сертификату имеет право оперировать и детей. В Первой городской врачи замечательные, но есть проблемы с оказанием помощи, в частности послеоперационного ухода, детям. Больше двух лет у нас идёт разговор на эту тему, и всё в стадии работы. Росздравнадзор категорически высказывается за то, что должна быть лицензия. Но мы знаем, что без Первой городской нам не обойтись, и достаточно долгое время смотрели сквозь пальцы и в этом году нарушаем закон. И всё-таки детей до года со сложными, комбинированными пороками сердца мы стараемся отправлять в федеральные центры, в Алмазовский и Бакулевский. Почему? Для того, чтобы отделение функционировало нормально, нужен поток этих операций. У нас потока нет. Тем не менее в этом году в Бакулевский институт мы отправили 66 человек и около шестидесяти, несмотря на отсутствие лицензии, прооперировали здесь. Когда кардиолог беседует с родителями, он предлагает варианты операций: или в Архангельске, или в федеральных центрах. Нас упрекали в том, что идёт отбор детей на операции в центрах только кардиологами. Мы очень хотим, чтобы в комиссии были кардиохирурги, но у них нет времени консультировать детей. Меня пугает, почему наша кардиохирургия замкнулась только на Игоре Чернове и Алексее Шонбине? Кроме них и проконсультировать некому.

С вопросом: "Почему Первая городская не получила лицензии на педиатрию?" мы обратились к главному врачу первой городской клинической больницы Еликаниде Егоровне Волосевич.

- В Первой городской больнице, чтобы получить лицензию, мне надо иметь детское отделение. Первая городская испокон веков занималась только взрослыми больными. Дети - это не наша специфика. Закон гласит, что есть кардиохирург без разделения на взрослого или детского. Несовершенство закона в том, что надо иметь лицензию на педиатрию. Это значит, мне нужно открывать детские койки. Семьдесят нетяжёлых детей по закону Минздрава увезут в центры на операции. Это правильная национальная политика. Когда ребёночка везти невозможно, просят прооперировать здесь. Надо выхаживать и получать не просто лицензию - открывать койко-места. Нам это невыгодно ещё и экономически. Сегодня многим учреждениям здравоохранения приходится работать без лицензии.

Всё равно лицензию будут давать центральным институтам, без всякого сомнения. Идёт борьба: центры созданы, институты развились, и никто не хочет отдавать периферии право оперировать. Из муниципальных образований только восемь в России имеют право на такие операции, и мы в том числе.

Выслушав все стороны, понимаешь - у каждого есть своя правда. Но, видимо, это должны понять и все те, кто участвует в процессе спасения жизни детей. Возможно, пойти на какие-то компромиссы. А самое простое - купить для городской больницы хотя бы пару кювезов...