Северный комсомолец
5 декабря 2008 (48)
Леонид ЧЕБАНЮК

Миша, встань на уши!

Я лежал на пляже... На самом красивом, самом шикарном и самом счастливом пляже мира - Копакобана, в Бразилии, в Рио-де-Жанейро. Враньё это... Ни одной падлы в белых штанах. Только бикини, плавки, шорты... И очень всё ярко. До боли ярко. Пронзительно-яркое небо, режущий глаз океан, с такими волнами, что любому серфингисту впору повеситься. Крупно-крупчатый песок, под которым босая блаженная пятка издаёт звук, похожий на скрип острющего ножа на ножке крутобокого гриба под названием боровик. Снежные, немотивированные улыбки...Бьющее по самолюбию постороннее здоровье...Счастье даром! И пусть никто не уйдёт обиженным.

Я лежал на Копакобана в джинсах, тёплой толстовке, меня трясло от озноба, и штопором ввинчивалась боль... Я лежал на лучшем в мире пляже посреди тысяч здоровых тел и умирал...Просто у меня разыгралась язва.

Снова подошёл оператор Антон Передельский. Мы приехали сюда снимать репортаж о пляжном капоэйро... Осторожно потрепал за плечо и попытался развеселить:

- Лёнька, я тебя... того - не повезу в "пластике". Я тебе сейчас няньку найду.

У Антона транспортировка журналистов в "пластике" - это обычное дело. Год отснимал в Югославии, когда её учили демократии бомбами и ракетами. Чечня... Та Чечня, когда туда не просто ездили в командировки, а на всякий случай прощались перед ней. Ирак, "Норд-Ост", Афганистан...

Прошло минут пять, которые от ржавого язвенного штопора казались вечностью, и Тоша привёл.

- Вот тебе сиделка. Только не обижай... он... оно русский знает. А стоит недорого.

Когда я посмотрел на Мишу Лушникова, сразу вспомнил "Отель "У погибшего альпиниста"" братьев Стругацких. Подошло вылитое Чадо - непонятного пола, с наглыми глазами и заранее капризное за свои тридцать реалов в час. Чадо быстро сбегало за "омезом", принесло молока и 20 минут, пока не подействовала таблетка, развлекало разговором.

А потом уже стало непонятно, кто кого развлекал...

НЕЛЮБИМЫЙ РЕБЁНОК

Родился Мишка в Комсомольске-на-Амуре. Но, когда ему было три года, папу - майора - перевели на службу в Вологду. Мама, или, как её упорно называло Чадо, "маманя", - врач. Хрущёвка, стенка "Осень", серые надписи на стенах подъезда, серая майка у отца, когда он сидел на кухне и учил, как жить. Серое лето и серая зима. Серые одноклассники и серые знания. Зато он умел рисовать. Сначала как-то сразу. А потом в художественной школе, так ярко и так непохоже на всё, что... Что даже отец в серой майке разорвал его "Рассвет над Кирилло-Белозерским монастырём". Уже подполковник сказал: "Фигня! Так мужики не рисуют!"

"Маманя" всё время приводила ему примеры. Старшего брата, который учится на инженера и скоро родит внука.

Отец учил, как жить. Самое обычное утро начиналось с холодной пудовой гири между лопаток и крика: "Закаляйся, если хочешь быть здоров..." Почему-то от этого Мишку дико тошнило...

Когда в четырнадцать лет Лушников-младший, сын полковника и командира части, проколол себе ухо, бровь, живот и сделал татуировку, его не поняли дома. Мама заплакала, что его старший брат так никогда бы не сделал и у всех подруг дети как дети, а у неё какой-то комнатный уродец. А папа... У! Отец просто бил. И вырвал "кельтский крестик" из уха. С кровью...

До окончания школы Миша жил у бабушки - тёплой, пухлой, никого не осуждающей. Она показывала "девчонкам", которым было хорошо за семьдесят, картины внука, а некоторые пришпиливала к велюровому ковру, где происходило наглое "Похищение из гарема". Со временем никакого похищения не было уже видно, потому что бабушке нравились фиолетовые единороги, девушки с кошачьими лицами, ярко-красные спортивные автомобили и розово-зелёные полосатые коты с мордами сфинксов... Это всё нарисовал её внук Миша.

Когда сын полковника стал "Эмо" (убейте, не знаю, что это такое, но очень похоже на солиста группы "Tokio hotel"), выкрасил волосы в иссиня-чёрный цвет, стал подводить глаза и выбеливать лицо, его стали бить. Его били милиционеры, трезвые слесари-сантехники, пассажиры в автобусе, одноклассники и даже женщина зубной техник. Правда, он назвал её "коровой" за невымытые руки, но мне кажется, что ей и без этого хотелось его побить.

Получив Свидетельство о среднем образовании, Чадо радостно поступило в Санкт-Петербургский институт дизайна. Оно готовилось стать художником-иллюстратором.

ГОРОД ВЕЛИКОЙ ДЕПРЕССИИ

С пяти лет ему нравился этот город. И до сих пор. Трагизмом. Красивой катастрофой.

"...Ленинград, Ленинград, я ещё не хочу умирать..."

Вечно умирающая империя, как бы её ни реставрировали от тумана и плесени.

1000 рублей посылала бабушка. Стипендии Мишка никогда не получал по причине редкостной, всепобеждающей лени. 6000 рублей приносила "халтура" в автомобильном журнале в разделе "вторая жизнь вашего любимца", где Лушников с помощью веб-дизайна показывал, как можно сделать из "запорожца", ну... если не "порше", то "фольксваген-жук"... Но самый большой доход Чаду приносили танцы. Его однокурсница, очень близкая и авантюристическая подружка, организовала группу. В принципе, Мише и делать-то особо ничего не надо было - он уже был "комнатным уродцем". А в латексном черном костюме среди таких же "убогих" девушек и юношей... В общем, иностранцам это очень нравилось. То есть плюс ещё 30 000 рублей.

А это - квартира на "Василеостровской", пицца по телефону и яростное нежелание приходить к первой паре, марихуана, "экстази"... Тем не менее Лушников пользовался успехом у преподавателей и на третьем курсе был отправлен в Мюнхен, на месячную практику в крупное рекламное агентство. Чуть не забыл, - в Питере его тоже били. С завидным и скучным постоянством. Один раз его даже побила в Эрмитаже интеллигентная старушка-смотрительница со знанием французского и испанского языков. Она просто попросила встать с пола, когда он зарисовывал "Мадонну Бенуа"... Ну а если Миша десятый раз не послушался, то забыла французский этикет и вспомнила испанский темперамент.

"СВОБОДЕН...СВОБОДЕН...НАКОНЕЦ-ТО СВОБОДЕН!

В Мюнхене Лушников впервые почувствовал себя нормальным, обычным... "Ваще" человеком. За всё то время, что он прожил в Баварии, его избил только пьяный турок. И только за то, что он не дал ему десять евро просто так.

У Миши появилась масса друзей, огромная куча приятелей и веер деловых предложений по работе. Он сделал буклет "Мерседесу", десять серий мультика в своём любимом стиле японского "яой". Зарабатывал, правда, мало... По немецким меркам. Но ведь у него не было разрешения на работу.

Он снимал квартиру в крошечном городишке в 150 километрах от города. "Двушку"... За 600 евро в месяц... Со всеми наворотами! Там был подвал с бильярдом, настольным теннисом и сауной, там была кухня, где посудомоечная машина казалась убогой "золушкой" рядом с кофе-машиной, которая варила такой кофе, что утром хотелось просыпаться. Там был свой газон около лоджии, на котором стояли ярко-красные качели и даже светло-зелёная песочница с песком, который насыпали явно из песочных же часов. И никто! Никто, блин, не имел права ступить на этот газон без разрешения Миши! Даже пьяный турок со своей "Наташей". Потому что на газоне стояла табличка "Частная собственность". А это в Германии - святое.

Возвращаясь на электричке с работы, Чадо думало, где оно сегодня будет харчиться. У китайца развратно-нежными креветками в панировке и цыплятами, которых перед духовкой жестоко избили и бросили на красный противень, чтобы они обожглись до хрусткого румянца?.. У грека Серапилуса жареной прочесноченной до слёз бараниной с молоденькими картофелинками, которые опушили киндзой и фиолетовой травкой?

Лушников был абсолютно счастлив, пока не кончилась виза... Когда ему сказали, что ни взятки, ни ходатайства не заставят германские власти оставить русского на немецкой земле, которая превыше всего, он первый раз порезал себе вены.

БЕЗ БЕЛЫХ ШТАНОВ И ДИКИХ ОБЕЗЬЯН

В Бразилию Чадо звали сразу, как он оказался в Германии. Приличная туристическая фирма, которая ставила на "прилив" русских туристов. Лушникову даже в Питер не пришлось ездить - визу ему сделали в Германии. И разрешение на работу, и медицинскую карту... Через пять дней он сидел над оформлением туристического буклета. А через три месяца ночевал на пляже. Не ехали русские в Бразилию... Дорого!

Чадо работало санитаром в крупнейшем в мире медицинском центре по переделыванию мужчин в женщин (в ночном клубе Миша постоянно одёргивал Антона: "Самые красивые бразильские женщины - это бывшие мужчины").

Лушников выгуливал собак, давил сок из фруктов на улице, торговал наркотиками и отсидел, по счастью, всего четыре месяца. Выучил португальский язык... Водил экскурсии на гору Корковадо и рассказывал про Христа Искупителя, хотя верит только в единое информационное пространство.

...Нет, Мишу не поразило, просто стало обидно - не ходят в Рио-де-Жанейро в белых штанах. Да и вообще всем штанам предпочитают шорты. И обезьян много-много только на юге. А в столице живёт одна семейка около Искупителя. Трогательная такая - крошечные приматы с вуалевыми воротничками. Смотрят старушачьими глазками на туристов, протягивают сухую коричневую лапку за куском, другой прикрываются застенчиво и быстро жамкают, чтобы через секунду снова глядеть плаксивым личиком на тех, кто произошёл от обезьяны.

И вот уже пять месяцев Лушников работает пляжным парнем. Копакобана - это целый мир, где жизнь не затихает даже глубокой ночью. Здесь не только купаются и загорают... Быть здесь - образ жизни.

На пляже бегают, играют в футбол (впрочем, в Бразилии в футбол играют даже сидя в туалете), влюбляются, демонстрируют себя, красивых, продаются, покупают, едят, воспитывают детей, читают Коэльо и выбрасывают его книги в урну...

И всем нужна компания. Если читаешь книжку, а ребёнок хочет купаться, то кто придёт на помощь? Правильно, "Beach boy" - пляжный мальчик! Вот им сейчас и работал Миша Лушников, он же Чадо, он же "Teddy bear" - игрушечный медвежонок. Так Мишку прозвали за то, что он - любимец всех пляжных детей. Особенно "новых эсэн-гэшных" детей. Никто лучше Лушникова не покачает мелкого в волнах, так, чтобы он выныривал, и сразу - трах по кумполу. Никто лучше Чада не поиграет с ними в мяч так, чтобы они, проигрывая, всегда выигрывали. Никто не знает такое количество мультиков и фильмов в стиле фэнтези, чтобы разговор поддер-жать. На равных.

Никто, кроме игрушечного медвежонка, не сумеет тайком от мамы покормить колой, гамбургерами, сосисками в булочках со сладкой горчицей и жареным луком, и при этом у ребёнка никогда не заболит живот. Никто, кроме Лушникова, не умеет так прыгать по песку кувыркаясь и вставая на голову. За это он и получил своё второе прозвище - сами слышали, как крошечная пухлая девочка подошла к нему и мрачно попросила: "Миса, встань на усы..."

"И Я ХОЧУ В БРАЗИЛИЮ К ДАЛЁКИМ БЕРЕГАМ"

Зарабатывает Чадо на своём "золотом песке" около трёх тысяч долларов. Четыреста стоит квартира в "фавелле" - муравейнике на окраине Рио, где домики, состроенные непонятно из чего, лепятся друг к другу, словно соты в пчелином улье. Вода и электричество "на халяву" - застройщики сами кидают "крота" на подстанции и самовольно подключаются к канализации. Одно из правительств пробовало с этим бороться с помощью полиции, водомётов и даже спецназа. Правительство свергли через три дня после начала операции, а фавеллы живут и процветают.

Мишка живёт в одной из самых криминальных, но уже свой. Свой, потому что нёс символ своей фавеллы на главном карнавале Бразилии, а это доверяют далеко не каждому. Кстати, одна из самых расточительных дырок в бюджете жителя фавеллы - это поборы на карнавал. Ежемесячно каждый обязан сдать пятьдесят реалов на главное шоу Бразилии - на костюмы, на хореографа, на грузовики, которые повезут платформы... Лушников сдаёт и нисколько об этом не жалеет. Его любят в этом бандитском микрорайоне. Вот всего два случая, которые убедили нас в мысли, что Чадо у себя в фавелле в авторитете.

Сидели мы у него за кашассой (водка из сахарного трост-ника) и надумали сотворить камперинью - коктейль изо льда, много-много сахара, листики мяты, маленький зелёный лайм... Всё это перемякивается в одну массу и заливается кашассой и тоником... Хоть Мишка нас и отговаривал, мы по москов-ской привычке рванули в "ночник" за сахаром и лаймом. И оказались лицами в асфальт, раздетые до трусов и с прижатым "кольтом" к затылку. Обычное дело - в соседнем квартале убили наркоторговца, а мы - единственные люди поблизости. Ни краснокожие паспортины, ни угроза обратиться в Российское посольство не произвели на бразильских полицейских никакого впечатления.

Зато, когда нас нашёл Миша и сказал, что это его друзья, амбалы, хихикая, стали надевать на нас носки. Кампериньи, кстати, потом тоже выпили, невзирая на ненайденного убийцу наркобарона - не к спеху...

На обрыве, под Христом Искупителем, играли дети. В футбол, естественно. Как раз под самыми Мишкиными окнами. Мы конечно же поползли снимать такое чудо. Старший в команде, пацанёнок лет двенадцати, достал из кармана шорт "макарова" (любят русское оружие в мире, ой любят) и направил на Антона. Пока я трусил и снова пытался упасть с приступом язвы, из окна высунулся Мишка и что-то покричал подростку. Тот убрал "пистик" и заиграл на камеру лучше, чем Пеле...

- Вы хорошие, хоть и русские... Вы не хотите меня переделать, - пошутил Лушников перед нашим отъездом.

Вот так... Прощались мы ненадолго. Ехали на неделю на юг снимать птиц, водопады и индейцев. Обратно опять через Рио домой. Обсуждали, сколько хорошего армян-ского коньяку купить в "дьюти фри"...

Мы пришли на Копакобану, но нигде не могли отыскать Чадо. В стае пляжных парней никто не говорил по-англий-ски. Старик, который торговал газетами, объяснил: "А Мишку убили четыре дня назад..."

- Как, кто?!

- Зарезали по дороге домой. Нет, не в фавелле. Шел около пятизвездочного отеля. Там отдыхали русские, и им не понравилось, как он выглядит...

Почему так? Маленькая, нелепая, но такая не похожая ни на что жизнь. Гибрид колючего кактуса с лесной фиалкой, который взяли, оборвали и выкинули около Копакобаны... Не такой...

Леонид ЧЕБАНЮК