Известия НАО
22 июля 2004 (12)
Инф.

Робинзоны тундры

Только на пятый день я закончил строительство плота. Заготовка бревен, подгонка деталей конструкции на стапеле и сборка суденышка на берегу реки давались с большим трудом. Почти две недели назад закончились продукты. Организм уже работал на внутренних резервах и с каждым днем терял вес, энергию и силы. Перепилить бревно удавалось в несколько приемов, а каждое резкое движение вызывало одышку. Стал беспричинно мерзнуть, облачился даже в пуховую куртку. Постоянно поддерживал костер, и при каждом удобном случае ноги сами вели к нему - насладиться теплом и выпить кружку горячего чая. Бодрящий напиток на некоторое время вдыхал в организм жизненный импульс и притуплял голод.

Когда есть захотелось совсем нестерпимо, попробовал сварить прошлогодние волнушки: как-никак, растительный белок. Приправленные жиром для пропитки ботинок, они представляли собой порядочную гадость, но тем не менее организм их принял.

ОТ РЕДАКЦИИ

Как и обещали, мы начинаем публиковать главы будущей книги знаменитого путешественника Степана Савина, черновиками которой он любезно согласился поделиться с нашей редакцией. Прокладывая уникальный туристический маршрут по заполярью России, Савин описывает тяготы своего пути, встречи с интереснейшими людьми, свои впечатления от увиденного и найденного на бескрайних просторах Севера. Неделю назад путешественник в последний раз побывал в нашей редакции во время своего короткого отдыха в Нарьян-Маре и впредь уже с маршрута через карманный компьютер и спутниковую связь обещал присылать нам заметки и о Ненецком автономном округе, которые мы тоже с удовольствием будем печатать.

Спустив на воду плот, приободрился, ведь от человеческого жилья меня отделяли всего 80 километров по реке. На суше, в тундре такое расстояние, вероятно, ввергло бы меня в уныние. Но на воде я чувствую себя куда лучше.

К полуночи, за шесть часов сплавившись рекой 40 километров, подошел к местечку Медвежий луг. В этом месте, если внимательно посмотреть на карту, не трудно угадывается профиль морды медведя. Обернувшись очередной раз и окинув взглядом окрестности, далеко впереди на левом берегу приметил два темных предмета. Крупным валунам в этих местах неоткуда взяться, да и избушки на карте не значатся. И все же подналег на весла. Спустя некоторое время силуэты строений уже четко обозначились, и тут долго дремавший голод вновь нестерпимо напомнил о себе. Когда же у берега под избами разглядел еще и моторные лодки, стало и вовсе невмоготу. Причалив, хорошенько привязал плот к свисающим над рекой кустам ивняка. Удивительно быстро сошла большая вода, о прошедшем ледоходе напоминали лишь огромные побитые льдины, свисающие с береговых откосов в нескольких метрах над водой. Берег еще не просох. Пробираюсь по щиколотку в грязи едва переставляя ноги, однако в сердцах не злобствую, не посылаю к такой-то матери эту неказистую местность, поскольку всего несколько метров отделяет меня от нормальной человеческой пищи (может быть!..). Распахнув дверь большого дома, замер на пороге в полном недоумении. В идеально убранном помещении не было ни души. Изба оказалась абсолютно пустой, ни единого предмета, не считая нар. Только два сухаря посреди большого стола. Один тотчас зажевал, другой сунул в карман, впрок - инстинкт выживания все-таки возобладал. Обойдя вокруг дом, тронул дверь другой избенки, она оказалась заперта изнутри. Побарабанил пальцами в боковое оконце. Дверь распахнулась, и в проем я, не сдерживаясь больше, выпалил: "Мужик, поесть найдется?" Видно, совсем одичал. Опомнившись, с виноватым лицом поздоровался. Дед, узнав вкратце о моем странствии, выставил на стол котел с ухой. И, как бы извиняясь, пояснил: "Вот только ушица остыла, разогреть не на чем, готовлю на костре". Только приложился я к наваристой похлебке, как в темном углу что-то заерзало, и мелькнувшая в свете керосиновой лампы тень воскликнула: "О! Напарник!" Володя Кычин, отправившись на рыбалку, заночевал на полпути. Но хозяин пристанища был человеком непьющим, и Володя маялся в одиночестве.

Я отправился к своему плотику за газовой кухней. С крепким напитком под горячую закуску - впервые за много дней - проговорили до глубокой ночи.

Улучив момент, мой собеседник не преминул похвастаться: "Между прочим, у нас в Выучейском свой путешественник есть. Пошел как-то вверх по реке навестить дружка-рыбачка да на обратном пути полтора месяца пропутешествовал по тундре в одном пиджачке и без продуктов, заблудился, в общем. Долго его искали и уже считали пропавшим. Дома сороковой день по нему справляют, а он звонит из Нарьян- Мара и просит паспорт выслать, чтобы билет на самолет купить. Мать его так и упала без чувств, должно быть".

История эта меня тронула, и, прибыв днями позже в Выучейский, я напросился к Николаю Николаевичу Хатанзейскому, герою рассказа, в гости. Случай этот примечателен уже тем, что простой, домашний человек, волей случая оказавшийся во власти природы и понимая всю трагичность своего положения, не ударился в панику и сохранял самообладание в течение столь длительного времени. В истории великих путешествий было немало случаев, когда терпящий бедствие выживал, оказавшись в совершенно невероятной ситуации. Скажем, 72-дневное скитание в океане на спасательном плоту без запасов воды и пищи американца Стивена Каллахена после аварии на его яхте. Или беспримерное двухмесячное странствие в Антарктиде австралийца Дугласа Моусона, в результате которого к выходу к людям он потерял половину собственного веса - 45 кг. А ведь это были люди, закаленные походами, тренированные и волевые.

На мой вопрос, о чем он подумал, обнаружив, что заблудился, Николай, кажется, не поняв о чем речь, ответил просто: "Маму стало жалко, будет волноваться".

История эта приключилась с ним летом. И человек несведущий, вероятно, скажет: "Что же тут особенного? Летом тепло, опять же грибы, ягоды - природа прокормит". Отчетливо представляя весь драматизм положения неопытного человека, затерявшегося в тундре в самый разгар лета, когда над землей тучи комаров, оводов и мошки, прошагавшего уже сотни километров, я поинтересовался у Николая Николаевича, не пришлось ли ему после возвращения восстанавливать здоровье в больнице.

- Было дело, - отвечает. - Но в больнице недолго держали, всего два месяца.

Всего два месяца! До чего же исхудал человек? Помню, если в самый жестокий поход мы теряли 10 - 12 килограмм собственного веса, то через неделю "откорма" на домашних харчах уже не поедали глазами все съестное, а тут два месяца лечения! Насколько я могу судить на собственном примере, с течением дней "робинзонады" организм несколько свыкается с голодом. С моим наблюдением согласился и Николай Николаевич, заметив, что даже на грибы смотрел с полным равнодушием, так как не было возможности их приготовить. Но больше всего он страдал от отсутствия курева.

- А вот как вам удавалось отдыхать под открытым небом? В тундре - не в лесу, укрытие не соорудишь.

- Да я и не спал почти. Только прилягу, укрыв голову пиджачком, тут и мошка налетит. Чуток так помаюсь, встану и дальше иду.

Увлекая своего собеседника в воспоминания о пережитом, я старался постичь природу невероятной силы духа человеческого, помогающего преодолеть невзгоды и страдания, и выжить, несмотря на кажущуюся безысходность.