Каргополье
13 сентября 2006 (70)
Ю.Турандин.

Герои былых времен

Обаяние и трагизм военного мундира

Один из юных выпускников Псковского кадетского корпуса - особо престижного учебного заведения для детей офицеров, сын военного врача Борис Ждан-Пушкин в 1915 году записал: "Мундир должен постоянно напоминать об обязанностях службы, о ее назначении и цели. Эта цель велика и возвышенна. Наша армия денно и нощно веками стоит на страже родины. В каждый миг и офицер, и солдат готовы отдать свою жизнь за других, за родину. Постоянная, чуждая всяких колебаний готовность к самопожертвованию придает военному сословию возвышенный и героический характер. И этот героизм налагает неизгладимый отпечаток на всю наружность офицера, она-то и отражается таким заманчивым блеском на военном мундире. Вот в чем главный секрет обаяния мундира и военной службы.

В наши дни огромное значение имеет возрождение военных и семейных традиций. В Пскове восстановлена и действует кадетская школа. Вышла в свет книга доктора исторических наук А.А.Михайлова "Обаяние мундира" по истории Псковского кадетского корпуса (1882-1918) - одного из самых лучших в России. В годы Первой мировой войны его выпускники с честью оправдали его основные заповеди и возложенную на них ответственность. Многие из них стали подлинными героями России на полях военных сражений. Среди них был выпускник Псковского кадетского корпуса 1907 года Каргопольский воинский начальник полковник Донброво Владимир Люцианович. Он прошел военную закалку на фронтах Первой мировой с первых дней ее начала и до 1918 года, находясь на командном посту в действующей армии.

Послужной список боевого офицера из архива Каргополь-ского уездного военкомата за-ключает в себе более десятка единиц документов за 1918-1919 годы. Мы публикуем часть из них.

Родился Владимир Донброво в крепости Свеаборг 22 июня 1889 года в семье военного моряка, а с десяти лет он в составе Псковского кадет-ского корпуса, где получил начальную военную выправку и общее семиклассное образование. Обучение проходило по установленной программе, количество уроков в неделю было больше, чем в гимназиях и реальных училищах. Помимо общих предметов - строевое обучение и военно-подготовительные занятия, физические упражнения, гимнастика, подвижные игры, фехтование и плавание. Кроме этого танцы, пение, музыка и ручной труд. Всем кадетам предлагался каталог книг для прочтения из 240 наименований. Как "Отче наш" каждый ученик знал слова: "Кадет воспитывается для того, чтобы из него вышел прямой, твердый и честный воин, преданный своему Государю и Отечеству". Будущие офицеры привыкали к спартанской жизни, всегда поддерживали чувство товарищества, дорожили честью мундира. В обычные дни псковские кадеты ходили в темно-зеленых мундирах с черными погонами и шароварах. Головным убором служила фуражка с красным околышем. Они постоянно испытывали большую гордость за носимую форму. Вот почему самым обидным и тяжелым наказанием считалось у кадетов снятие погон. Надо себе только представить всю торжественную радость, возвышенные чувства выпускников, вступивших на вторую ступеньку военной службы Отечеству. В 1907 году после окончания корпуса в Пскове Владимир Донброво зачислен "юнкером рядового звания в Павловское военное училище по первому разряду". Через два года отличной учебы и выправки в 1909 году произведен в подпоручики в 40-й пехотный Колыванский полк. В 1912 году он на должности начальника учебной команды и "произведен в поручики со старшинством". В начале 1914 года переведен по службе в 93 пехотный Иркутский полк. А в самое тревожное предвоенное время при объявлении мобилизации 17 июня 1914 года назначен командиром 15 роты 269 пехотного Новоржевского полка. В этой должности двадцатипятилетний штабс-капитан Владимир Донброво принял первое нелегкое боевое крещение вместе со своей неразлучной ротой, которую сам не раз поднимал в атаку. "Находясь 2 ноября 1914 года в бою с немцами под местечком Лаугцаргеном, - читаем мы в послужном списке, - под шрапнельным огнем неприятеля получил контузию левого бока".

В феврале 1915 года временно командовал 4-м батальоном и за отличие в делах против неприятеля произведен в штабс-капитаны со старшинством. Через месяц в ходе упорных боев под местечком Таурогеном "двумя ружейными пулями противника получил три раны". За отличия в этих боях награжден ордером Святого Владимира IV степени с мечами и бантом. За сухими строками послужных документов ощущается ежесекундная опасность боя, ярость штыковых атак, свист пуль и шрапнели, газовое удушье и кровавое месиво лазаретов. Солдатская присказка "или грудь в крестах, или голова в кустах", особенно вторая ее часть, стала горькой реалией того времени и ежеминутной составляющей трех фронтовых лет. Мокрую слизь окопов, голодный паек из позеленелых сухарей, тифозную гниль шинелей, гибель земляков - все испытал на себе русский солдат. Боевой командир 3 батальона Владимир Люцианович Донброво в феврале 1917 года "произведен на законном основании в полковники со старшинством" (предгенеральское звание высшего офицерства). В его послужном списке после записи "наказаниям и взысканиям не подвергался" перечислены знаки и боевые отличия: орден Св.Владимира 4-й степени с мечами и бантом, орден Св. Анны 4-й степени с надписью "За храбрость", орден Станислава 2-й степени с мечами, орден Станислава с мечами и бантом. После бурных событий в Петрограде тридцатилетний полковник Донброво сдал должность, женился и по ранению переведен на родину жены в Каргополь. Судьба свела его с Еленой Владимировной Екимовой - дочерью уездного мирового судьи, вскоре в семье родилась любимая дочь Ирина. Без военной службы он жизнь себе не представлял, и по ходатайству назначен Каргопольским уездным воинским начальником в апреле 1917 года. Новый начальник был равнодушен к политике, но к своим прямым обязанностям относился всегда ответственно и требовал этого от подчиненных. Даже по почерку в его многих прошениях к властям заметно, что это был спокойный, волевой и сдержанный человек.

К осени в Каргополе назревал вооруженный конфликт, и воинским начальником, в подчинении которого была каменная казарма, караульная рота с двумя пулеметами и винтовками, могло быть организовано серьезное сопротивление новой власти. Но кровопролития Донброво не допустил, он просто не отдал приказ бойцам стрелять по своим соотечественникам. Оружие из арсенала было передано отряду Красной гвардии Белобородова и Рассолова "в добровольно-принудительном порядке".

В августе 1918 года Донброво был единодушно избран на должность уездного военного руководителя для подготовки командных кадров в Красную армию. Лучшей кандидатуры в уезде вообще не было. Но в сентябре по северу прокатилась волна "мобилизации буржуазии" в тыловые строительные отряды на трудовой фронт, и всех "бывших" подвергли "описи" и арестам. К категории буржуазии новая власть отнесла и бывших офицеров царской армии, невзирая на былые чины и заслуги. Во время канцелярской неурядицы имя заслуженного фронтовика и боевого офицера занесли в "описи" наравне с городовыми и полицейскими чинами. Это было самым большим унижением чести и достоинства для русского офицера - оказаться в одной камере с бывшими "селедочниками" (полицейские шашки называли селедками). В документах того лихолетья сохранились два прошения к властям от жены Елены Владимировны: "В комиссию по мобилизации от гражданки г.Каргополя Е.В.Донброво. Заявление. Прошу пересмотра заявления об освобождении мужа моего, Владимира Люциановича Донброво, служившего в должности военного руководителя, как неправильно мобилизованного 11-го сентября с.г., взятого на общественные работы в тыловое ополчение, ибо онгсостоял на Советской службе и добросовестно приносил посильную помощь, как специалист военного дела".

Из прошения В.Донброво: "...Дальнейшая моя служба текла в канцелярии Национального Советского фронта. Но военной службы не считаю себе в праве оставить, ибо будут еще военные события и столкновения... Я сразу же согласен применить свои специальные знания на пользу Отечества. Гражданин Донброво".

Конечно, служить писарем при штабе для боевого офицера было унизительной пыткой; в сравнении с ним такую же должность письмоводителя 1-го строительного отряда при штабе 6-й армии занимал не кто иной, как бывший каргопольский купец 1 гильдии Немчинов Константин Петрович. Любопытен и документ-прошение "в комиссию по мобилизации буржуазии" на посылку теплых вещей и по 20 фунтов сухарей мобилизованным на трудовой фронт, находящимся в Плесецком лагере, бывшим купцам города". Следуют подписи каргопольских "жен-мироносиц": Е.Немчинова, А.Носова, А.Коршунова, М.Лепишина, А.Лехова, К.Серкова, М.Немчинова, Е.Серкова, В.Мокеева, Е.Григорьева, Н.Осыкина, Н.Кибасова, Ан.Хромулина, П.Немчинова, А.Котцова (более 20 фамилий). Далее резолюция А.Болознева: "Разрешить, и по 200 руб. денег за счет отправителей". Сухари, надо полагать, купцам на праздник, - дата 4 ноября 1918 года, а на 200 рублей можно было купить пачку сигарет.

После ряда прошений о переводе В.Донброво для лечения ран он был возвращен в Каргополь стал инспектором всеобщего военного обучения в январе 1919 года и командирован на центральные курсы в Москву, окончил их с отметкой "отлично" и вновь прибыл "к месту служения в марте 1919 года". Но о бывших чинах, наградах и даже о заслугах пришлось забыть, сдерживать обиды, потому что армейскую команду "молчать" (бывало) давали и маршалам.

В документах музея сохранилось его удостоверение личности, к сожалению, без фотографии и последняя запись: "Мобилизован как бывший офицер на основании телеграммы Губвоенкомата от 5/Х-19 г. за N9086/а на должность командира стрелкового батальона в окт. 1919 г.".

Известно, что жена полковника Донброво Елена Владимировна в 20-30-е годы была артисткой, примой Каргопольского театра (помимо "главного" был еще и Красноармейский театр имени тов.Троцкого). Она вела общественную работу, дружила с семьей Зейслеров, жила в доме на Екатерининской улице. Надежда Евгеньевна Зейслер-Кюн, дочь каргополь-ского уездного исправника, долгое время дружила и переписывалась с Еленой Владимировной. Об этом подробно писала М.Н.Крючкова на страницах нашей газеты. В романе "Честь имею" В.Пикуля есть такие строки: "Так часто бывает в истории, что дату рождения человека обнаружить подчас гораздо легче, нежели отыскать его могилу, дабы установить год смерти. И дальше ... по законам классической трагедии, когда уже ничего исправить нельзя, смерть главного героя становится обязательной".

В данном случае мы считаем обязательным делом выяснить через архивы дальнейшую судьбу нашего героя и его семьи. На фотографии, представленной нами, - боевые офицеры; надпись на обратной стороне - "Память о Великой Европейской войне. 1914/15гг. г.Остроленскъ. А.Н.Захарьинъ, И.П.Поповъ", подписи четырех, к сожалению, неразборчивы, как, впрочем, и их судьбы.