|
Трудовая Коряжма
24 октября 2002 (119)
Владимир НОГОВИЦЫН.
"РАССКАЖИТЕ о себе, гражданка Брагина..."
-Брагина? - обратилась к ней элегантная женщина. - Пройдемте со мной...
Минули коридор, поднялись на лифте выше. Дверь в кабинет открылась:
"Пожалуйста..." -Гутен таг! Здравствуйте! Валентина Густавовна была готова
сквозь землю провалиться -так сильно разволновалась. И обстановка учреждения -
германского посольства, и подчеркнуто официальный тон говорившего с ней
человека, и хроническая боязнь "провалить" тест на знание языка... Но с первых
же минут, с первых фраз эта растерянность куда-то улетучилась. А вскоре и
строгий чиновник заулыбался. "Я вижу, нам не надо переводчика". Вот тут-то
Брагина и осмелела: "Я и сама могу за него побыть"... "Я-я, - подтвердил мужчина
по-немецки. - Чай, кофе?" Похоже, он настроился на долгий разговор. Его глаза
выдавали доброжелательность. "Расскажите о себе, гражданка Брагина". "Хорошо.
Битте..." Вот только с чего начать? И она задумалась...
Это прерожение-требование чиновника германского посольства было для нее вполне
закономерным
Эвакуироваться семья Эрленбушей не успела. Да и куда убежишь из родного села
Пере-крёстово Одесской области, где укроешься от гитлеровцев? Кругом война.
"Кто ж вас тронет - вы же германцы", - говорили, не слишком-то скрывая вдруг
проявившуюся неприязнь, знакомые - украинцы, русские. Прямо в лицо говорили: вы
- такие же, как они... И, правда, не тронули. Но как "сыр в масле" никто из
местных немцев не купался. Привилегий им тоже не было. Всё же ощущалась разница
между настоящими арийцами и советскими немцами! Может быть, грубо сказано, но
отличались они, как сорт первый отличается от сорта второго... Оккупанты открыли
школу: слуги рейха должны уметь читать и знать арифметические приёмы. Минимум
образованности, максимум усердия... В сорок третьем (тогда Вале было двенадцать
лет) всех немцев, собранных по округе, посписочно пересчитали и объявили: вам-де
выпадает огромная честь служить великой империи. "Вас отправят на родину, в
Германию!" Родина? -удивлялись некоторые жители. - Родина - это там, где
родился. Здесь то есть. В ответ последовало предупреждение: "Того, кто откажется
от этой добровольной миссии, ждет расстрел". Дисциплина и порядок - превыше
всего...
Соседей-русских с нами не повезли, вспоминает Валентина Густавовна. "Не знаю
почему"... Тётя, мамина сестра, схоронилась, не поехала. "Никто не выдал, что
она немка, не продали..."
Но эшелон остановился на полпути. В Польше. Его пассажиров использовали как
дешёвую рабочую силу для хозяйственных нужд. Поляки же к немцам - и тем, и этим
- относились плохо: собственно, за что их любить?!
Но задержались там недолго. Месяц ли, два, три... Полгода ли... Снова поезд,
снова дорога. Теперь уже точно - в Германию. Ехали, не зная, что ждет дальше. А
дальше эшелон попал под бомбежку. Народ разбежался. И -так не бывает! - в этой
сутолоке, неразберихе, гомоне и гаме все - и Валентина тоже - увидели стоящую на
платформе, как изваяние, девчонку. Да это же двоюродная сестренка! Цицилия?!
Откликнулась. Откуда, как она сюда попала, ведь с ней расстались в Польше. Не
знали, что больше - радоваться или плакать! Повторяли: чудо. Но чудес не бывает.
Теперь девочка ехала вместе с родственниками: будь что будет, а не разлучатся!
А двоюродного брата - четырнадцатилетнего Ивана (Иоганна) тогда, на той станции,
потеряли. Как сквозь землю провалился паренек! Пришлось смириться: навсегда
пропал, погиб. "Навсегда" затянулось на пятьдесят с лишним лет. Германские
родственники непостижимым образом его разыскали в Бельгии. И опять чудо!
Ну и устроили им встречу. Валентина Густавовна приехала в Ижевск. Думала, что
сразу брата признает: родная кровь как-никак! Но на вокзале ее встретил зять.
Повел к машине. А она обратила внимание, что какой-то мужчина в сторонке на нее
пялится. Сказала зятю. А он: "Да ты, мама, взгляни по-хорошему: это же наш дядя
Ваня!" Вот тут-то Валентина Густавовна и закричала не своим голосом. Даже народ
на ее крик сбежался: что случилось?
Случилось...
-Внимательно слушаю вас, фрау Брагина, - почувствовав некоторое замешательство,
сказал посольский служащий. - Продолжайте. Мне интересно...
Она откинулась на стуле. Перевела дыхание: извините.
-Ничего-ничего, я подожду...
...Их семью - мать с отцом и детей - прикрепили к состоятельному хозяину-бауру.
Там, кроме Эрленбушей, работали еще две польки и два чеха. Днем - в поле, а к
вечеру - мужчины управлялись с лошадьми, женщины -с коровами. Хватало забот.
Хозяин был добрый - никого из батраков не обижал. За одним столом с ними обедал
- не брезговал. Валентина с его дочкой Кристиной в школе два года училась.
Позже, когда Брагина гостила у своих в Германии, они встретились. "Криста меня
сразу узнала, а я ее - нет... Рёву-то было!"
В мае 45-го пришли "наши", советские. И старик-германец разоткровенничался с ее
отцом: "Иваныч, не вози своих детей в Россию. Там твои дети будут ходить в
кандалах". Как в воду глядел. Кандалов, правда, не было, но и ничего хорошего -
тоже. Сначала Эрленбуши оказались в пересыльном лагере на территории Восточной
Германии. Ждали отправки на родину. В Советский Союз. В день отъезда украсили
паровоз ветками и кумачом. Пели песни. Веселились. Но "рид-ну Украину" эшелон
проскочил без остановок...
-Тяжелая жизнь была! - горькая усмешка скользнула по губам женщины. - Ужас.
Боже, не дай никому!
Предуралье, Ижевск, Глазов, удмурдский Кельмес - этапы жизни. И самые настоящие
этапы.
Понадобилась справка о Валином образовании. Сколько классов окончила? Три - на
Украине, два - в Германии, да еще коридор с прихожей... "Пусть идет в первый
класс!" -сказали, как отрезали, отцу. Да куда ж ей, великовозрастной?! Засмеют!
В Глазове (они работали там на заводе) к ним, немцам, относились как к фашистам.
Так чаще всего и называли. Обидно до слёз. "А мы чем виноваты?"
В 56-м наконец-то дали "вольную". Всё, свободны! Можно отправляться хоть на все
четыре стороны. Но... туда, куда позволят. Отправились в Кельмес-ский
леспромхоз. И там - кривые взгляды, и там - клички и прозвища, и там без вины
виноватые. И нигде им, христовым, прощения. И всюду - земля, горящая под
ногами."Фашисты! Фашистки!" - слышалось вдогонку. "Наин! - безмолвно спорили их
сердца. - Нет! Нет! Вы не правы!"
"А в леспромхозе как? Вагоны грузили немки, шпалы - немки. На погрузке - одни
немцы", - рассказывает Валентина Густавовна.
"Труд делает свободным" - лозунг из фашистских лагерей пришелся кстати и в
здешнем климате. Ни уехать, ни на учебу поступить, ни работу хорошую найти... На
целом народе лежал неотмывный грех, и женщины, дети, старики за него
расплачивались -унижениями, здоровьем, жизнью.
Надо б забыть - не выходит... "Живую" очередь в Кельмесе в пятидесятые годы.
Километра на два она растянулась: так отмечались в комендатуре. Ежемесячная
подписка-регистрация. Зачем? "А что не удерём никуда". А мимо другая молодежь
бежала на танцы...
Ни имущества, ни сбережений на "черный" день... Одно старались сберечь-родной
язык. Встречала Валентина Густавовна соотечественников, которым родовая речь
была непонятна. Однажды в Германии увидела бывших россиян, не понимающих, что им
говорят. "Как же так, - удивилась, - какие же вы тогда немцы!" "Меня все
спрашивают: как ты сумела не забыть язык? Не знаю, отвечаю, не знаю". И тут же:
"Я все мамины молитвы на немецком помню"...
...Ее многочисленные родственники еще в семидесятые годы стали потихоньку
перебираться за рубеж. 25 двоюродных братьев и сестер живут в Германии, брат с
женой, дочка с внуками... Может быть, и не поехали, если б когда-то, после
войны, старшим из них позволили бы вернуться на родину, в свою деревню, в
обжитые ими украинские места. Может быть, всё было бы иначе. Вот и ее настойчиво
зовут к себе. И Валентина Густавовна, было, уже сдалась. А может быть, и впрямь
там лучше?
...Услужливый посольский чиновник на прощание пожал ей руку. "Я впервые встречаю
такое знание языка", -польстил он Валентине Густавовне. Женщина решительно
направилась к выходу. И вдруг ее окликнули: "Фрау Брагина, вернитесь! Вы забыли
расписаться..." Протянули бумагу, поставили печать. Дело сделано. Проблем с
выездом, наверное, уже не будет.
Потом Брагина позвонила дочери. И Герта, шутя, сказала: "Ты бы еще там и песни
на немецком спела!" Но Валентине Густавовне почему-то захотелось затянуть песню
русскую...
Владимир НОГОВИЦЫН.
| |