Трудовая Коряжма
21 марта 2002 (30)
Наталья ЖИХАРЕВА.

СОЛДАТ, КОТОРЫЙ НЕ ХОТЕЛ БЫТЬ ГЕНЕРАЛОМ

Какую бы годовщину Победы в Великой Отечественной войне мы ни отмечали, подвиг солдата России не тускнеет со временем... О рядовых войны 1941-45 годов, о солдатах России будем мы писать в этой новой рубрике "ТК".

В глухой татарской деревне, где жила его семья, Корниловых было пруд пруди. И никто тогда особо родовыми корнями не интересовался и тем более не хвастался созвучием с фамилией, которую носил мятежный генерал. Татарские Корниловы были далеки от истории гражданской войны. До поры, как говорится, до времени.

В коллективизацию фамилия впервые подсуропила ее владельцам. Семью Виктора Михайловича: мать, отца и детей признали кулаками (а чего тут разбираться с белым отродьем!) и тут же привели в действие Указ совнаркома.

"У нас тогда забрали все, кроме одежды, что носили, - вспоминает обладатель неугодной Советам фамилии. - Помню, отец и еще шестеро Корниловых, тоже раскулаченных, уехали на станцию на утаенных от власти лошадях. Там их продали, купили билеты. Затем они втайне вывезли свои семьи во Владивосток. Там мы некоторое время и жили. Когда все поутихло, вернулись обратно, на родину, где уже вовсю строили новую жизнь, в которой места "таким отщепенцам, как мы, не было". Семье еще не раз доставалось от властей за "нашего генерала". Так продолжалось вплоть до войны. Но и на фронте меня ждали "сюрпризы".

В 41-ом мне было четырнадцать. Мой дядька - портной - в тот день ходил в райцентр за заказами. Он-то и сообщил отцу (по секрету), что на нас напали немцы. Я это случайно слышал - отец поймал меня и строго наказал никому не говорить. Время-то было сталинское. А если не правда, про войну-то? Тогда бы всех в расход пустили, за... Нашли бы за что. Но война оказалась явью. Вначале на фронт забрали "средний возраст", потом и старшие туда ушли. До 17-18-летних очередь дошла только в сорок третьем. Собрали нас в "учебке". Никогда ее не забуду, и опять же из-за своей фамилии. Был у нас один лейтенантик-кэгэбэшник. Днем я строевую отрабатываю, а ночью он меня на допросы таскает. И так несколько дней подряд. Я уже света белого не вижу, ноги от усталости подкашиваются. А пожаловаться некому. Не успеешь вечером глаза закрыть - за тобой уже пришли. И он, мерзавец, каждый раз после допроса меня предупреждал, чтобы я не дай бог кому полслова... (Представьте себе деревенского пацана неполных 17 лет). Я и так-то всего боялся. Поэтому и терпел. О чем спрашивал? Да всегда одно и то же. Не родня ли я тому генералу Корнилову, не отпрыск ли? Особо семьей интересовался: как да за что раскулачили. Ножки свои тощие на стол вывалит, на манер американцев, и рассуждает. Иногда устанет, паразит, и задремлет, ну и я с ним заодно. Потом все с самого начала начинается - и так до зари. Ну, а утром какой из меня курсант?

Вот наш взводный однажды и спрашивает ребят, что, это, мол, "наш "генерал" на ногах еле держится? Ребята ему все рассказали. Тогда он меня и научил, как избавиться от мучителя. "Ты, - говорит, - дождись, когда он задремлет, возьми со стола что потяжелее да и врежь промеж глаз. Ну, врезать я, конечно, побоялся - это же трибунал! А вот мраморным прибором по столу от души замастрачил. Все, с той поры у лейтенантика отпала охота со мной по ночам общаться".

Но на этом капризы судьбы для Виктора Михайловича не закончились. Не раз еще фамилия становилась Корнилову помехой. "Почему-то все помнят только белогвардейского генерала Корнилова, оттого и неприязнь, - рассуждает Виктор Михайлович. - Но кое-кто и Корнилова-адмирала припоминал, в турецкую войну под ним флот русский ходил. Так за мной два прозвища и закрепились. Когда у ребят хорошее настроение, то "адмиралом" называли, а когда плохое...".

В "учебке" прошел Виктор Михайлович огонь и воду, и даже однажды воздух. Прыжок с парашютом входил в общий курс обучения. "Тогда я и получил пинок под зад, - смеется Виктор Михайлович. - У нас парнишка один с Рязани был, тоже, как и я, деревенский. Мы к месту уже подлетели, наши прыгают, а он все объясняет инструктору, что никогда в жизни паровоза-то не видел, не то что парашюта. Ну, я стою, слушаю. Вдруг пинок... и я уже лечу. Так я стал десантником. После "учебки" всем нам присвоили звание "младший сержант", коим я по сей день и являюсь. И чтобы я ни делал, сколько бы "языков" ни приводил - ордена и медали давали, а вот в звании не повышали, хоть ты тресни".

Свою войну Виктор Корнилов прошел разведчиком. Первый орден -Красной Звезды - получил в 44-ом, когда ему было чуть более 17-ти. "Метр с кепкой, а "языков" живыми в штаб доставлял, - вспоминает мой собеседник, растирая беспалую руку. - В тот год впервые ранило меня, а еще и контузило вдобавок. Бой был жуткий. С той и с другой стороны все ухает, взрывается, земля летит клочьями, неба не видно. Хорошо, старшина меня успел в траншею толкнуть, а то бы все... Накрыло меня взрывной волной.

Очухался, ничего не понимаю -лежу в окопе, ничего не вижу и не слышу, и в ногах кто-то шевелится. Протер глаза - смотрю, у моих ног двое друг друга душат. На старшине нашем немец лежит и руками его горло сжимает. А кругом так тихо-тихо, и только они барахтаются. Все как в немом кино. Вовремя я тогда сообразил, что со мной, достал финку и подполз к немцу. Сил-то не было, дак я нож к его спине приставил и упал на него грудью. Обмяк немец. И опять вокруг тишина .. Лежу и думаю: а может, я с ума сошел. Стал таблицу умножения вспоминать - ничего не выходит. Не

могу два на два помножить. Тут мне по-настоящему страшно стало, что малоумным останусь. Долго потом меня в госпитале лечили. Даже после войны как скажет кто- нибудь про таблицу умножения - у меня опять память отшибает. Потому и в институт не пошел, хотя несколько раз пытался поступить".

Мы еще долго сидели друг против друга: я и Корнилов. Редко теперь вот так с кем- то Виктор Михайлович вспоминает о войне. Жене и трем дочкам хорошо известна его фронтовая судьба. А кому это еще сейчас нужно и важно?

"Да, нынче к войне уже не тот интерес, - соглашается со мной инвалид войны. - Многое известно, но сколько еще осталось в тени. Один раз меня пригласили в школу рассказать ребятам о службе в разведке. Первым делом ученики спросили сколько я убил немцев? И когда я ответил, что специально не убивал, они рассмеялись. А зачем мне были нужны мертвые "языки"? Что с них толку? Каждый на войне делал свое дело. Вот еще говорят, что немцы -все звери. Зачем же так-то? Помню, ранило меня в ногу, а до санбата - с километр. Тут откуда ни возьмись наш разведчик ведет пленных- румына, мадьяра и немца. Так немец, видя, как я мучаюсь, сам подошел ко мне, взгромоздил себе на плечи и так нес до санбата. Пригибаясь, чтобы снайпер не вдарил. Кстати, о снайпере. Вот ведь ушлый народ. Долго мы его тогда вычисляли. А он стрижет наших - голову не поднять. Тогда нам командир приказал каждую кочку на поле ощупать, но снайпера добыть. И ведь достали мы его. Он, гад, в брюхе у дохлой лошади обосновался. Нутро выгреб и затихарился Лежит там себе в противогазе и направо-налево постреливает. Доставили мы его к командиру целехоньким...

Только мы привыкли к распорядку фронтовой жизни - Победа. Мы тогда в Австрии стояли. Знаете, Венский лес, по которому Штраус гулял да вальсы свои писал? Так вот это русские постарались, чтобы ни одно дерево в том лесу не пострадало. После боев на стволах только щербинки от пуль остались, а меж деревьев -трупы. Поэтому нас так тепло австрияки и встречали, что мы их историю и культуру уважили. Война-то еще задолго до 9 мая закончилась. Это официально День Победы - в мае. А мы уже в апреле животы на солнце грели. На праздник пришли к нам негры - ну, американцы. Со своим шнапсом, закуской. Ну, и отметили, как полагается".

Выспрашивая у Виктора Михайловича про его жизнь, я все-таки не удержалась: хотел ли когда-нибудь мой собеседник стать генералом, ведь фамилия как-никак обязывает? И получила достойный ответ.

"Я был солдатом, им и останусь. Вы не представляете, какое это высокое звание - русский солдат. Его можно заслужить только в бою. Я часто вспоминаю один случай. В тот день в Коряжме на набережной открывали мемориал Памяти. Все шли туда. Но никто не замечал на аллее присевшего на скамейку старичка, у которого на груди был орден Красной Звезды. Этим орденом награждали только за великое мужество! Старик, вероятно, не мог идти дальше - сил не было. Он сидел и в одиночестве плакал. Это был СОЛДАТ".

Наталья ЖИХАРЕВА.