Трудовая Коряжма
30 июля 2002 (82)
Владимир НОГОВИЦЫН.

Тик-так ходики. Пробегают годики...

Тик-так - тикают старенькие ходики на стене. Домашнее тепло, русской печкой пахнет и уютом большого деревенского дома. Круглый стол, на окне - герань... А в раме, там, за стеклами - почти сельский пейзаж... Деревня Слободка. Точнее, бывшая Слободка...

Тик-так, тик-так - проходит время.

Вениамин Павлович Попов -из коряжемских старожилов. Мог бы поправить: из слободских. В этой вот Спасской церкви его еще успели окрестить. Потом ее закрыли Сказывает: родился 29 августа, а 31-го родители понесли младенца в храм. Тем числом и записан в метрике. С этой датой в паспорте и живет. Впрочем, у них, бывало, день рождения от настоящего просрочивали на месяц, а то и два, Коль родится слабое потомство -погодят с записью-то (чего бумаги впустую марать!). Тянули, пока дитя не окрепнет. А коль не суждено... Что ж - на все воля Божья...

Всякое бывало. Многое из той прежней жизни поросло травою-муравою. И у него, Павлыча, из памяти повыветрилось. Так, эпизодами-сутемками пробрезживает она, прежняя жизнь: как радовалось, как бедовалось..

И у него на все свое мышление имеется. На свой манер вывернул: оттого, стало быть, Слобода, потому как земля не занятой, всем доступной была. "Приезжайте, живите!" К здешней обители и притулилась, приросла деревенька. Старопрежние-то фамилии какие? Шушковы да Дерягины, Софроновы да Лобанцевы. Ну и Поповы, вестимо. "Пять семей, потом расплодились...", - как-то по-простецки бает Вениамин Павлович. Мол, знаю. Велик был Метлинский сельсовет: и на той стороне Вычегды, и на этой - он. Некоторые нынешние Котласские с Вилегодскими деревнями сюда территориально входили. Вот какое пространство: лес-деревня, деревня - лес... Дорога да тропки... И вновь чащобы. Кто ж думал, что такое громадное комбинатовское строительство затеется...

Бесхозно стояли монастырские строения. Трогать там - ничего не трогали. Грех. Но... "стройка изломала храм". Зато появилась двухэтажная школа. В ней, еще недостроенной, Венька учился. Бывало, во время урока какой-нибудь мастер "колотился" в коридоре, вставлял в двери замки или еще чего-то там плотничал... Но самым интересным было, когда у "маленькой" церкви, Спасской, строители вырыли пожарный водоем. Аккурат по кладбищу прошлись. Порушили, повсковыривали могилки и ужас - "гроб на гробе". Две домовины оказались древние, из долбленого лиственничного дерева. Потом гроб дощатый, с отделкой дорогою. Его и вскрыли. И сразу все любопытные в стороны отпрянули. Кто что кричит: "ай!", "ой!". Боязно, потому что там, по словам Вениамина Павловича, "поп, как живой, лежал, в золоченой ризе". Минут пятнадцать минуло - и все, и ничего -осело все в домовине, будто бумага, что от огня превращается в пепел... Одни черные кости остались...

В храме - наверху - устроили контору Котласстроя. А нижний предел отвели под столовую. Теперь в алтаре правили не священники, а директорат. И народу понаехало отовсюду порядком - семейного и одинокого Пришлось слободчанам потесниться. К ним в избу, к примеру (а жили Поповы втроем - матушка да двое сыновей), приквартировали еще четырех строителей. "Хочешь-не хочешь - потеснись. А платили за постой копейки". Однако строительство "не пошло"... Тем не менее на все последующее бытование местных поселений оно сильно повлияло...

А как было в Коряжме до того, мать рассказывала с оглядкою. Как "забирали" приезжие уполномоченные коряжемских монахов ("верхушку"), как на расстрел в сторону Сольвычегодска повезли. И что старший над теми военными -свой, поздышевский житель, прихватил из монастыря железную кровать с золочеными шишками. Да только, сказывали, не спалось ему на ней сладко. Кошмары мучили. В ярости бросил, утопил старшой эту кровать в лесной речке, что в двух шагах от избы протекала. Долго виднелась она там, на дне, пугая местных жителей и напоминая о земляке- "убивце"...

Однажды и к ним во двор нагрянули трое мужчин. Власть! Без объяснений вывели они из стаи лошадь, телушку и корову дойную, все имевшееся зерно забрали. Венька с братом в окно за всем этим наблюдали... Молчала, сдерживалась мать на улице, а дома запричитала так, что стены задребезжали: "Чем я вас кормить буду?!" И пацаны заревели следом, поняв: случилось непоправимое. А вскоре и стайку, и зимнюю избу, принадлежавшую Поповым, те же люди разобрали, пустив доски на колхозный коровник Коллективному хозяйству нужно было жить. Всем остальным - выживать. Денег в колхозе не видывали. Расчет - зерном. Картошку же местные жители сажали мало. Да и что посадишь, коль земли - клочок при доме. Всё остальное - не свое, обобществленное' сенокосы, поля (они, кстати, тянулись по берегу до нынешней улицы Пушкина, с другой стороны - занимали территорию теперешней школы-интерната).

...В Спасской церкви устроили колхозный склад. Однажды мать отправилась туда за ячменем. Кладовщиком работал там песчанский житель Амосов. Издали заметила: три женщины нагребают в мешки рожь и - взвешивать. Она пристроилась за ними. Из той же кучи набрала. А мужик волком на нее: где берешь? Это ж семенной. Возразила: так те же бабы здесь набирали. Не слушает. На другую кучу показывает. А там сор один, не рожь... С отчаянья кинулась мама в сельсовет, на собрание. К председателю: мол, смотри, что дают... А тот черпнул из мешка горсть, скривил рот, плечами пожал и ничего не ответил... Из ржи той после помола варили кашу - "пресекалинку". Вкуса никакого, зато в животе не пусто. Живем!

Матушка еще подрабатывала в детском доме-коммуне: где полы помоет, где баню истопит. Тем и перебивались...

...Тикают ходики. Ходко идут часы и годы. В избе, предками строенной, Попову по- прежнему приютно, хотя и мечтает он пожить в нормальной городской квартире. "С удобствами".

Тикают часы. А на колоколенке бьют колокола. Как в старь...

Владимир НОГОВИЦЫН.