Трудовая Коряжма
7 октября 2004 (113)
Владимир НОГОВИЦЫН

"Разве расскажешь все в войне?!"

Редкое везение выпало ему, считает Николай Васильевич Лобанцев. На двух войнах побывал и вернулся домой живым

Писем домой он с войны не писал. Зачем? О чем? Если убьют - сообщат... Судьба его хранила. Возвращался в свою Княжицу хоть и израненным, искалеченным, но - живым. С двух войн - финской и Великой Отечественной. Четыре месяца - на одной, четыре года с госпитальными перерывами - на другой.

Тогда, в сороковом, их 11 -я стрелковая дивизия выдвинулась из Лодейного Поля к Сортавале -на выручку нашим 18 и 64-й дивизиям, окруженным, зажатым финнами в глубоких холодных снегах. "Помогли"... И хоть неприятель тоже предпринимал маневры - не смог обойти Красную Армию. "Мы им на пятки наступали, - говорит Николай Васильевич Лобанцев. - Двум батальонам пехоты, брошенным в студеное пекло в легких шине-лишках и ботинках, крепко не повезло". Первый месяц морозы доходили до 50 градусов. Казалось, кровь в жилах застывает...

Выпускник полковой школы командиров младший лейтенант Лобанцев должен был поддерживать боевой дух красноармейцев личным примером. Бодрился. Но увиденное несколько поубавило этот пыл: настоящая война была куда страшнее воображаемой. Обмороженные и раненые, часами дожидающиеся отправки в тыл... Неразбериха. Комбат и начальник особого отдела попытались повести подчиненных в атаку. "Ура!" - поднялись в полный рост. А пехота... лежит. Тотчас же скосили командиров вражеские пули.

"Лес так очистили артобстрелами - ни веточки, ни сучочка. Как телеграфные столбы, чистый, отшлифованный был". А танки зияли прорехами, как решето... Даже бронированные башни "просверлило" шрапнелью...

В рукопашной один финн так врезал Лобан цеву по плечу кулачищем, что сломал ключицу. С тем вражеским солдатом наши ребята тоже обошлись бесцеремонно: война же... Теперь-то не вспомнить имени молоденького парнишки из Яренска, свалившегося в их окоп с гранатой-лимонкой в руке. Кольцо выдернуто. Ему кричат: бросай же, бросай! А он растерялся: куда бросать? Пал грудью на руку, навалился, разжал пальцы. Взрыв. Получается, ребят спас, а сам погиб...

"У нас четверо погибло тогда в финскую", - говорит Николай Васильевич. Из тех, кто рядом был. По фронтовым понятиям -немного...

За походом в страну Суоми были другие походы. Едва отгремели бои и по весне был подписан мир - новый приказ: марш в Эстонию. Встали там лагерем. Как говорилось, помогали прибалтам устанавливать Советскую власть. Впрочем, власть эта продержалась здесь недолго. Предчувствие того, что новая война неизбежна, ощущалось во всём. Так и вышло. Наступил сорок первый год.

Первые бои. И первые отступления. И их эшелон, разбомбленный германской авиацией под Шауляем. И - пеший бросок до Пскова - и обратно в Эстонию, оттуда - к подступам Ленинграда... И первое ранение - в руку. Повезло. А капитана- пехотинца, с которым вместе скатывались с насыпи, пытаясь укрыться там от самолетных бомб и пуль, не пощадило...

Нападение немцев казалось более чем ошеломляющим. А как же мирный договор с Германией? Помнится, выступавший перед офицерами нарком ВМФ Николай Герасимович Кузнецов (его Лобанцев видел дважды) сказал как-то по-простому: "Не расстраивайтесь,что так случилось". Дескать, победа всё равно будет за нами... Вот только когда?..

После ранения определили Николая Васильевича в кавалерию. Кавалеристов готовили в Вологде. Там на полигоне отрабатывали верховую езду, владение саблей... Сюда даже Буденный приезжал. "Лучше кормите лошадей!" - отдал распоряжение. После еще с местного пивзавода стали подвозить жмых и зерно. Правда, эти кавалерийские навыки нашему земляку не очень-то и пригодились. Полгода всего пробыл он в наездниках. Конная разведка - удобно, конечно. Но: "Пешком - легче". Командир разведвзвода Лобанцев знает, что говорит!

Из кавалеристов он попал в противотанковый дивизион. И там тоже доставалось. Однажды заняли они оборону. Окопались, как водится. Глядь, а за ними, поодаль, уже заградотряд пристроился. Чтобы на случай отступления наших перестраховаться, стало быть. Ну и командир взвода Ваулин, мужик бедовый, взъелся: ах вы, гады! Приказал орудие развернуть и пальнул разочек в сторону заградителей. Не прицельно, конечно. Так, для острастки. Карательных санкций за своеволие, к счастью, не последовало. А, может, не до разборок: обстановка-то боевая.

...Серьезно раненного в голову, потерявшего правый глаз, Лобанцева уже было подчистую комиссовали. Нечего делать на фронте инвалидам! Но Николай добрался до своей части - продолжать службу. А тут командующий фронтом Мерецков пожаловал. Ну и обратил внимание на безглазого северянина. Вызвали Лобанцева к начальству. Устроили допрос с пристрастием: "Как, почему до сих пор в действующей армии? Немедленно домой! Ты ж не годен к строевой!" А Николай твердо: "Не хочу!" - "Как это, "не хочу"?!" И Лобанцев разгорячился - не остановить: "А давайте проверим ваше зрение!" - выпалил офицерам с "большими звездами". И дальше: "Я на передовой без бинокля всё вижу! И стре-ляю без промаха. Хотите, на спор?". Убедил-таки! Посмеялись командиры. И судьба воина была решена: оставить! Правда, с передовой его всё же перевели: назначили ответственным по обеспечению боеприпасами знаменитых реактивных минометных установок "Катюша". Что это такое, как они действуют, он уже знал.

Однажды, когда он с товарищами возвращался из разведки, наши полоснули залпом из "Катюш" по немецкой линии обороны. И снаряды летели через головы наших бойцов. Спасла лощинка. "И мы лежим, держимся, вцепившись пальцами в мох. И такое ощущение: вот-вот оторвет от земли, унесет. Это ж - кошмар, ужас". Вот тогда-то, наверное, и пожалел (в первый и последний раз) Николай фашистов...

Орден Красного Знамени (тогда еще называли Боевого) он получил за спасение полкового знамени. Снаряд угодил в штабную машину. Всех, кто в ней ехал, поубивало. Рядом с трупами - зачехленное знамя. Лобанцев обмотал его вокруг тела и поплыл на тот берег (такое задание было) через Западную Двину. Трудно было - против течения-то. Но сил хватило его преодолеть. В общем, командир полка растрогался: "Ну большое спасибо. Ты же полк спас". Снял с кителя, протянул свою награду: заслужил. "Служу Советскому Союзу!"

Вспомнил еще Николай Васильевич, как под Мгою, в первое свое ранение, он, обессиленный, свалился в глубокую воронку от авиабомбы. И как в этом укрытии перевязывал его какой-то генерал. А он, Николай, всё беспокоился: "Я же вашу плащ-палатку окровавил". Генерал отмахнулся: что ты, сынок, о чем говоришь...

Вздыхает: плохо, память отказывает. Раньше-то многих помнил по имени-отчеству, по званию, откуда призывались... А ныне - уходит, забывается. Даже то, военное...

...Отложил в сторону костыль старый воин. Задумался. "Разве расскажешь всё о войне? Слов таких не подберешь..."