Трудовая Коряжма
24 марта 2005 (32)
Владимир НОГОВИЦЫН

Нет лекарства от войны

Однажды он ехал на автобусе и случайно подслушал разговор двух молодых милиционеров. "А ты видел по телевизору, как наши драпали в сорок первом? Вот ведь какие вояки были!" Не выдержал Иван Андреевич, вмешался: "И вы верите этому?" И сошел на остановке, будто в далекое время сошел... И тяжело зашагал домой.

А потом началось: отступающие солдаты, громыхающие танки, пылящие полуторки. Той же дорогой гнали скот. Никуда не годных коней, случалось, отдавали населению. И у них во дворе оставили какую-то вконец исхудавшую конягу. Мать возражала: "Не надо!" Но дед всё же взял лошадь: пригодится в хозяйстве. Поухаживали за ней, подкормили - и поправилась, "выладилась". И действительно, пригодилась.

Мальчишки раньше трофейной команды успевали побывать на позиции, оставленной после боя. Что найдешь, то твое. Чаще находили патроны и оружие. Впрочем, наши солдаты иногда давали им эти самые патроны, как забаву. "Это они от жалости", - говорит Иван Андреевич. "Только осторожно!" -предупреждали взрослые. Наигрались, то есть настрелялись, досыта. На всю оставшуюся жизнь. Раз увидели хлопчики, как упал у леса, у самого болота, наш сбитый самолет. Мигом отправились туда. Подползали, и всё, что могло хоть как-то сгодиться в хозяйстве - медные и алюминиевые трубки, свинтили... Другой раз самолет низконизко пронесся над улицей. "И звук нехороший". До луга машина дотянула и там плюхнулась. Ребята - туда, а там лишь глубокая яма. "Сапог лежит, а в нём - нога... И окровавленные куски мяса повсюду"... Приехавшие военные говорили, что в самолете находилось не то шесть, не то восемь человек...

"У нас копёнка сена стояла на задворках,- рассказывает Иван Андреевич. - Подошел фриц, сгреб ношу, потащил... А мать (вот отчаянная!) - ему наперерез: "Куда?! И так косить некому!" А гитлеровец кинжал вытащил - и за женщиной. Утекла ведь. Калитку перед носом солдата захлопнула. А тот с досады и со злости этот самый кинжал вогнал в доску чуть ли не по самую рукоять".

Однажды знакомые ребята, втихомолку покуривавшие, Димка и Яшка, стащили у немцев со стола пачку сигарет. То-то переполох начался. Вовремя мальчишки схоронились в соседней деревне, а то несдобровать бы...

"Я в отпуск на родину ездил в шестидесятых годах, - рассказывает Иван Андреевич, - так и тогда у полотна ржавели остовы вагонов, а местами и паровозы". Как память о боевом прошлом народных мстителей. Самому Ивану Андреевичу Серому приходилось тогда с ними встречаться. Мать отдавала на время лошадку партизанам. А пригнать конягу обратно поручала уже Ване: меньше подозрения. Через заросли, через болото приходилось ходить в отряд. Помнит, как в первый раз его остановил строгий голос: "Ты куда идешь, мальчик?" - "А лошадь тут пасется...". "Иди этой дорогой. И никому, слышишь, о нас - ни слова! Если что - скажешь: с ночного иду", - предупредил мужчина в гражданском. Да что он, малец! Все тогда помогали партизанам. Неспокойно было в Белоруссии гитлерюгам.

Как-то бабушка сказала маме, чтобы внук пришел к ней в гости. И угостила: несколько картофелин да две луковки. Оговорила: "Всё не ешь, понемногу". Не понравились эти слова Ваньке. Дома так и заявил матери: "Больше я к ней не пойду". Уже через годы понял: последним делилась бабушка. А боялась одного - как бы с голодухи не объелся внук - умереть же можно с непривычки!..