|
Трудовая Коряжма
14 апреля 2007 (41)
Владимир НОГОВИЦЫН
Гражданин начальник
Николай Александрович Курандин четверть века отдал работе в УГ 42/5. Это
учреждение (теперь ФГУ ИК-5) в конце марта отметило свое 50-летие
В служебных документах (не для широкого круга пользования) было прописано
конкретно: "колония". А для всего остального мира - учреждение. Полно же - УГ
42/5, теперь - ФГУ ИК-5. Для Николая Александровича Курандина за этими
названиями кроется часть его большой жизни. Причем часть немаловажная...
В систему исправительно-воспитательных учреждений устроился он после службы
армейской. Архангельск, детская колония... Потом организацию расформировали,
Курандин и еще четверо сослуживцев отправились в Коряжму. Попал Николай в
воинскую часть. Но вскоре пришлось перевестись в колонию, которая также
располагалась в самом поселке. Тоже воспитателем стал (был навык!), но у
взрослых мужиков, видавших жизнь и изрядно наломавших дров. "Народ был
разношерстный и разновозрастный. И сроки у каждого - от нескольких до 25 лет. За
убийства, грабежи... Были и рецидивисты..." Может быть, встреться с кем-то из
этих осужденных на воле, на узкой дорожке, не поздоровилось бы. А тут, за
колючей проволокой, все в основном уноровливые, послушные, вежливые. Хотя, по
его утверждению, всякие были. "Баловать" контингенту было некогда, потому что
работы много: в Коряжме - стройка, и зеки - ее основная, подъёмная и движущая
сила. Самая изнурительная, грязная, земляная работа доставалась им. "Всё на
"наших" держалось", - подтверждает Курандин. Не оспаривает: комсомольский
энтузиазм на строительстве, конечно же, был. Но... после зековской штурмовщины.
После того, как ЗК тяжелое и трудное преодолеют: выроют котлованы, зальют
бетоном фундаменты... И вспоминает, что чрезмерных волнений по этому поводу у
осужденных не наблюдалось. Наоборот, как правило, старались всё выполнить в срок
и качественно. Знали: управляющий строительным трестом Сафьян выхлопотал для них
разные поблажки. Да и командование колонии то срок передовикам сбавит, то лишнюю
посылочку с воли получить даст, то свидание с родственниками разрешит... Бывали
презенты и от строительного руководства -премии за перевыполнения: очень редко
денежные, а чаще - продуктами и куревом. Зимою заключенных не выводили на работы
только в случаях, когда температура понижалась до -36. ...В 6 утра-подъём, в 5
вечера - оставление объектов. Охрана и воспитатели (они же - начальники отрядов
численностью в 100-120 человек) всё время, как требовала инструкция, находились
рядом: "с подъема до отбоя". "Завидовали "вольным": в пять часов вечера - с
работы, а у нас она в самом разгаре, - признается Николай Александрович. -Да еще
собрания разные. Политзанятия - и с нашими сотрудниками, и с заключенными. В том
числе и о внутренней и внешней политике партии и советского правительства". А
тут, в замкнутом прямоугольном пространстве, огороженном вначале деревянным, а
после серым железно-бетонным забором и проволокой-колючкой, политика одна: не
допустить, упредить... И помочь кому-то вернуть человеческое обличие.
Бараки осужденных тянулись от поселковой центральной дороги до самого берега. К
строениям, точнее, к тому месту, где теперь девятиэтажки, подступала
железнодорожная линия. По ней в вагонах зеков возили на цэбэковскую
промплощадку. И там же, вблизи, в таких же приземленных бараках - воинская
часть, ее штаб и штаб колонии. Ничем особенным жизнь офицерства и бойцов
охранного ведомства не блистала. Каждый день одно и то же: задания, нормативы и
наряды на работы, сверки и проверки... Видимо, хорошо знал Курандин свое дело,
раз "шёл" на повышение: то заместителем начальника одного из двух участков его
назначили (1300 осужденных под твоим началом!), то замначальника колонии по
политико-воспитательной работе, то самим начальником. В последней должности
пробыл он 11 лет, до самой пенсии (1986 год)...
В его бытность колония стремительно перебралась за пределы Коряжмы. В середине
семидесятых бесчисленные жалобы жителей поселка наконец-то проняли высокие
инстанции. Сколько ж можно видеть в окнах колючую проволоку?! Строили, поднимали
новое-старое исправительное учреждение на долевых началах. Три министерства -
МВД, целлюлозно-бумажной промышленности и промышленно-гражданского строительства
- к этому событию имели самое непосредственное отношение. 2 первых денежные
средства выделили. "Великое" переселение произошло в годовщину Великой
Октябрьской социалистической революции. И по этому поводу местные острословы
тоже высказались: Н.А. Курандин, как и В.И. Ленин, совершил революцию - свою,
"колониальную"...
В то же время Котласский ЦБК больше не нуждался в помощи спецконтингента:
основные объекты были уже построены. Значит, "кадры" нужно чем-то занять -
непременно полезным. "Рабочие места" нужны! Так появились своя швейная фабрика и
производство товаров широкого потребления. Чуть ли не по всей стране стали
расходиться произведенные в этих стенах фуфайки, спецовки, рукавицы, сетки,
банные мочалки и авоськи... Мало! Тогда заключили договоры с Котласским
электромеханическим заводом, и тот подвёз металлообрабатывающие станки. Пошло
дело: и на "оборонку" детали, и для архангельской фабрики "Беломорские узоры"
заготовки... В общем, труд для общей пользы: "на работу - с чистой совестью". И
на свободу -так же. А еще - с хорошей, нужной профессией, которой бывшим зекам
можно безо всякого воровства и преступлений заработать (именно так!) себе на
дальнейшую жизнь. Правда, некоторые еще по три-четыре раза возвращались обратно:
великие соблазны свободы на них действовали резко отрицательно. А тут тюрьма -
как мать родна... Таких гражданин начальник встречал "как старых знакомых". Но с
укоризной и увещеванием, переходящими в досаду: "Что ж вы, ребята, делаете-
то?.." - "Да уж так получилось..."
- Самое сложное в службе, Николай Александрович?
- Всё - сложное!
Задумался, но лишь на мгновение: "Нет, утром накормить-напоить такую массу
народа -сложно. На работу вывезти, привезти". А ведь в их колонии бывало по
2800-2900 человек. Уследи за всеми! Случались побеги. Но за всё время
курандинского начальствования ни одному "бегуну" не удалось скрыться. Всех
находили и возвращали. Одного "бегуна" разыскали через три года- в Киеве... И
снова этапировали на Север... Всяко-разно бывало. И поножовщины, и убийства
внутри зоны (у заключенных свои жестокие правила), и пожары, и прочие ЧП, за них
на руководство сыпались все шишки...
Был ли суров начальник? По обстоятельствам. Однажды осужденные устроили массовую
пьянку (кто-то из вольнонаемных пронес водку). Разговор был короткий: нарушение.
Мера воздействия - ПКТ (помещение каменного типа), которое, кстати,
полуразрушенное, до сих пор мозолит глаза на пустыре неподалеку от
стоматологической поликлиники. "Ко всем одинаково не подходил, - рассказывает
Николай Александрович, - кого-то сильнее обуздывал, кому-то на послабление шел".
Профилактика - такая вещь... Но обиженных (иногда с некоторыми своими
подопечными приходится встречаться и общаться на улице - мир тесен) нет: камень
за пазухой никто не держит. "Нормально сейчас относятся. Поздороваются, по
имени-отчеству называют". А чего злобиться, если он - всем ясно! - выполнял свои
обязанности, служил честно. А некоторым "своим" ЗК способствовал условно-
досрочному освобождению. Если они того заслуживали...
Начальственная требовательность, однако, распространялась и на подчиненных: с
провинившихся спрашивал строго. УГ часто беспокоили разными проверками: то из
управления, то из министерства. "Нескучно было: одного встретишь-проводишь, а
следом -уже другой "ревизор". Но больших претензий к их учреждению, как правило,
не бывало. Потому что здесь всегда старались блюсти порядок и дисциплину. Штат у
Курандина в первое время - не более 50 сотрудников, из них до трех десятков -
офицеры. Вспоминает ветеранов - Шастина Зосима Федоровича, Буравского Василия
Игнатовича, Ракитина Леонида Петровича, Федорончука Ивана Павловича,
Новосельцева Валентина Николаевича... "Ребята - огонь, надежные!" Ну и первого
начальника колонии Ильина Ивана Ивановича разве забудешь: мужик - кремень, и
жизнь прожил большую, всего трех лет до столетия не хватило... У таких и сам
Курандин учился. "Трудолюбию, прежде всего, отношению к делу - добросовестному".
При нём служивые развернулись, активничали в культмассовой и спортивной части.
Вечера устраивали, праздники вместе отмечали. По лыжам нормативы сдавали.
Правда, сам Курандин чаще брался за судейство. Шутит: "Пользовался служебным
положением". Но в остальном к себе - никаких поблажек, ни в коем разе. Бывало, в
праздники (даже в Новый год) на дежурство заступал, хотя мог бы, наверное,
"откосить", перевалить ношу на плечи других.
Признался: "Ничего интересного в тюремной службе нет". Но кто-то должен ее
исполнять.
Есть у Николая Александровича награды. Медали "За безупречную службу" всех трех
степеней, "Ветеран труда"... Грамот разных стопка.
* * *
Четверых детей он воспитал. Два сына тоже надели погоны: отцовский пример. И его
гордость.
* * *
А об УГ, о колонии ему "только хорошее помнится". И то, что она до сих пор на
хорошем счету остается, чуть ли не образцово-показательной, - и его заслуга. Но
про то Николай Александрович даже словом не обмолвился.
Фото автора
| |