Правда Севера
4 ноября 2004 (205)
Михаил ЛОЩИЛОВ.

Это же наш фаглин!

Фраза, коренным образом изменившая ход следствия

"Ослушалась, сбежала, небось, сюда, в город с братцем уехала, не нашлялась еще..." - затем пожаловался Игнатий и попросил благочинного помочь вернуть беглянку. Кутейников хотя и строго следил за исполнением обязанностей и поведением ему подчиненных церковнослужителей, но старался не встревать в их семейные дрязги. Поэтому поначалу отказал. Но затем, видя уже готового пустить слезу и, как казалось, неподдельно страдающего человека, все же согласился.

На следующий день сначала в Ширшу, а оттуда - в Вознесенье отправились судебный заседатель Иванов и уездный стряпчий (прокурорский чиновник по уголовным делам) Русецкий. Удостоверившись, что Пелагея вместе с мужем вечером 6-го действительно отбыли домой, стали искать свидетелей их возвращения. Однако никого не нашли. И это неудивительно, так как супруги якобы приплыли очень рано, от берега, как заявил допрошенный дьячок, шли огородами, в избу же попали через скотный двор. Правда, Игнатий уточнил, что по пути заходил к Алексею Пономареву, хозяину лодки. Однако уведомить, что вернул ее в сохранности, не смог, ибо тот был пьян, а его жена, Аксинья, еще спала.

Тогда Иванов и Русецкий приступили к опросу соседей, которые показали, что 19- летняя Пелагея нередко ходила с синяками и на вполне уместные вопросы отвечала уклончиво: "Ничего. Это так..." Подобные свидетельства дали хоть какую-то зацепку, но тут Игнатий, признав факты рукоприкладства и объясняя свое поведение, буквально огорошил следующим заявлением: "Да, я ее наказывал. Но за что? За то, что она с братцем..." И далее, используя нецензурные слова, обвинил Пелагею и Николая в самом страшном для сестры и брата грехе - грехе кровосмешения. Мол, именно поэтому он, дьячок, тогда и солгал, но лгал, чтобы они еще раз не встретились, лгал во спасение заблудших душ. А сообщить об их пороке кому-либо, особенно благочинному, стыдился.

Николай хотя и не отрицал данный факт ("Перед отъездом приходил удостовериться в отсутствии сестры"), но столь тяжкое обвинение решительно отмел. Однако вскоре появилось и прямое доказательство преступления - на песчаной отмели, недалеко от Кегострова, нашли утопленницу. Поэтому его не слушали. Даже несмотря на то, что никто не видел в тот день сестру и брата вместе и тем более уезжающих.

Тут же задержанный дьячок вновь заклялся, на этот раз в том, что сие не его рук дело, что никакого фаглина у лодки не было. Тогда Аксинья, сбегав домой, не только принесла кусок такой же веревки, но и привела наконец-то протрезвевшего мужа, который подтвердил ее слова.

Естественно, в то, что Пелагея нечаянно скатилась сама, никто не поверил. И прежде всего освобожденный из-под стражи Николай, план оклеветать которого возник у Игнатия тогда, когда он узнал о приезде того в Вознесенье. И тогда же дьячок решил посетить благочинного и разыграть роль страдающего и брошенного женой супруга.

Однако приведению приговора в исполнение мешала юридическая тонкость - по законам тех лет церковнослужители освобождались от публичных телесных наказаний. Но если бы так произошло в данном случае, то ропот и возмущение местных обывателей, безусловно, были бы велики. Поэтому епископу Архангельскому и Холмогорскому Георгию пришлось лишить Нахорова духовного сана. При этом он приказал Кутейникову взять с бывшего подопечного расписку, что тот "больше нигде и никогда не будет именовать себя дьячком". Но Игнатий, видимо, еще на что-то надеясь, отказался ставить подпись.

В заключение остается только сказать, что как само ныне забытое слово "фаглин", так и приведенные диалоги взяты из судебного дела, по сей день хранящегося в Государственном архиве Архангельской области.