

 |
Правда Севера
22 апреля 2005 (73)
Клавдия ПРИБЫТКОВА.
Жили трудно, но не ожесточились
Перед войной мы жили в Маймаксе - на 26-м лесозаводе. Отец работал кузнецом.
Золотые руки у него были! Не раз демонстрировал соседям и гостям свои поделки,
например, хитроумные замки с секретом. Напрасно пытались их открывать - не
получалось. Я до сих пор храню единственную оставшуюся после него вещь - кованый
железный ящичек, изготовленный его руками. И мечтаю передать его первому
правнуку.
В начале сентября 1941 года отца отправили на фронт. Он уехал по железной дороге
в направлении Кольского полуострова (в той стороне тогда тоже было "жарко" -
фрицы наступали со стороны оккупированной Финляндии). С дороги от отца было
только одно письмо. Не сохранили - все истлело от долгого чтения и слез. Писал
он про свой сон, что очень-очень хотел пить, но дали чуть-чуть. Спрашивал у
мамы, неужели ему осталось жить столько, сколько было глотков в этом стакане?
Поздней осенью вернулся домой раненый товарищ, с которым они ехали в одном
вагоне, и рассказал, что по дороге воинский состав был обстрелян и разбомблен.
Что отец стрелял из пулемета, кричал и просил патронов. Нашим пришлось
отступить, забирая по пути раненых.
Для нас наступило черное время. Зима была такой голодной, что страшно
вспоминать. Мы были детьми "без вести пропавшего", а потому лишены какой бы то
ни было поддержки и помощи. Мама, прежде домохозяйка, пошла рабочей в водный цех
лесозавода. А вскоре, когда заболел мой брат Евгений и умерла маленькая
сестра,родившаяся осенью 41-го, взяла расчет, и мы в прямом смысле бежали из
Маймаксы на Сульфат, где устроиться нам с жильем (в бараке с проходным
коридором) и маме с работой помогла ее сестра.
Мама уже не надеялась, что можно спасти Евгения - в кроватке лежал маленький
синенький трупик со скрюченными пальчиками. Но он выжил. В обмен на молоко у
бабушек из деревни Повракула мама продала все отцовские вещи - гармонь,
охотничье ружье, велосипед. А потом, когда продать было уже нечего, резала траву
в сульфатских болотах, по горло утопая в тине. Помню, как я, наблюдая за мамой,
кричала от страха, что она утонет. Но риск стоил того: за большой мешок травы
бабушки давали пол-литра молока. В конце 1942 года мы получили на отца
похоронку, и нам была назначена пенсия. Маме стали выдавать продуктовые пайки,
появились тюлений жир и мясо акулы, от которого выворачивало желудок.
Женщины в бараке делились друг с другом, чем только могли, даже едой. Несмотря
на суровые будни, они не ожесточились. Кажется, в 44-м на Сульфат прибыла первая
партия военнопленных немцев. Со всех сторон к их колонне бежали простые русские
бабы, протягивая врагам кусочки хлеба и скудной пищи. Мне, десятилетней,
запомнился испуганный, а затем как бы изумленный взгляд одного немца, которому
очень старая женщина протягивала алюминиевую ложку (ей нечем больше было
поделиться).
|  |