Правда Севера
5 октября 2006 (181)
Олег УГРЮМОВ.

Тойво, Иванов сын

Вот говорят про яренский край - это, мол, медвежий угол, а ведь Европа за долгую историю свою немало следов тут оставила. После неудачного наполеоновского похода на Россию жили в наших местах плененные французы, и, как знать, может, и сейчас еще течет в ком-то из коренных жителей горячая галльская кровь. После первой мировой войны пленных австрийцев по нашим деревенским избам селили. Про немцев да поляков разговору нет: в предвоенные годы в редком поселке таежного Ленского района не звучали их непривычные для нашего слуха фамилии.

Лет десять назад довелось автору этих строк со школьниками по местам бывших поселков спецпереселенцев с походами ходить. Как правило, располагались такие поселки в местах глухих, далеко в тайге, без опытного проводника найти их непросто. Тогда и познакомились с одним пожилым лесником из села Слободчиково. В возрасте он тогда был уже солидном, но по лесу ходил легко, а знал его так, что казалось: будто не по тайге дремучей, а по сельской улице идем, а он про каждый дом и живущих в нем людей рассказ ведет.

Удивляло и другое. Мальчишки наши, быстро сойдясь с проводником поближе, вскоре принялись расспрашивать его: отчего отчество у него вполне русское - Иванович, а имя и фамилия звучат так странно - Тойво Юнтунен?

- Ничего странного нет, - отвечал. - Имя и фамилия у меня финские. А что касается отчества: у отца имя было такое, что на русском языке не то что выговорить, а и запомнить трудно. Вот и изменили его на русский манер, чтоб было попроще - Иванович.

- Так, значит, вы - настоящий финн?! - поразились ребята.

В доказательство наш слободчиковский лесник тут же запел знакомое "Широка страна моя родная", но... на финском языке.

В тот раз поговорить с Тойво Ивановичем подробно о том, как он попал в наши края, не удалось. Хотя молодые туристы выдвинули предположение: может, он в финскую войну с нами воевал да в плен попал?..

А не так давно оказался я в командировке в тех местах и решил побывать в гостях у лесника, теперь уже бывшего, с необычным именем и, скорей всего, с необычной судьбой. Нужную избу отыскал быстро - стоит она на самом краю деревни Шеинской. На шум, поднятый собаками, выглянула хозяйка дома Александра Филипповна.

- Дома ли хозяин?

- Дома, дома.

Судьба Тойво Ивановича, и правда, не совсем обычна. Родился в Финляндии, но перед войной жил с семьей в Карелии. Ходил в школу, где вначале изучали финский язык, а после окончания финской войны - только русский. Оттого позже, когда во времена СССР родственникам, живущим по разные стороны границы, разрешали встречаться, он был лучшим переводчиком.

Когда началась другая война, более долгая и кровопролитная, мирное население из Карелии стали эвакуировать в глубь страны. Так семья Юнтунен - мать с тремя детьми - оказалась на Севере. Их отправили в Ленский район, в далекий поселок Ели. Там пришлось молодому финну осваивать и другие русские слова, которые не проходили в школе: "бараки", "лесозаготовки", "лучковая пила".

- Трудно было привыкать и к морозам, и к таким условиям жизни?

- Нет, морозов не боялись, у нас там зимой морозы не слабее случались. Другое мучило: голод. Да еще теснота в бараках.

Уровень жизни как местного населения, так и прибывших эвакуированных впрямую зависел от числа в семье крепких мужиков, способных выполнять, а лучше - перевыполнять норму в лесной делянке. Этим, и только этим, определялось количество выдаваемого хлеба. Тойво был в те годы подростком и на мужика не тянул, на мать надежда невелика, оттого и семья получала самую низкую хлебную норму - иждивенческую.

В поисках работы одна из сестер попала в большое село Слободчиково, которое находилось на другой стороне Вычегды, устроилась нянькой. А вскоре и вся семья перебралась туда.

- Когда мы с ним встретились, я работала в деревне Рябово, на речном тех- участке, - вспоминает жена Александра Филипповна, - бакенщиком. Девчушка молоденькая, а в период навигации приходилось дважды в сутки на лодке проплывать по отведенному тебе участку Вычегды: вечером погасить огни на бакенах, а утром зажечь. По течению-то быстро проплывешь, а против него каково идти, на веслах-то! Хорошо еще пароходы с баржами часто ходили по реке. Дождешься парохода, который поднимается вверх по реке, прицепишься к барже и плывешь.

Тогда и познакомились молодая русская девушка и такой же молодой финн, образовалась семья...

Молодые обосновались в Слободчикове. Работали в местной школе, она уборщицей, он рабочим. За это молодоженам выделили маленькую каморку. Позднее обзавелись своим домом. Тойво предложили стать лесником.

Участок леса был отведен большой, но очень скоро он знал его как свой дом.

- Раз возвращался издалека, - припомнил старый лесник один случай, - уже почти к дому подходил, километра три осталось, чувствую, что силы кончаются. Не дойти. Развел костер и переночевал в лесу. Наутро эти три километра до дома чуть не бегом пробежал.

Обязанностей у лесника в те времена было немало, не только за лесом нужно было следить, но и по осени ягоды заготовлять. План спускался, сколько должен сдать клюквы, сколько брусники... В таких случаях жена на помощь приходила. Троих детей дома оставят хозяйствовать, а сами - в тайгу, на места ягодные. Столько, бывало, насобирают, что приходилось брать лошадь, чтобы на ней вывезти все собранное в село.

Через мужа-лесника и Александра Филипповна в лесные дела втягивалась. Сама тоже тайги никогда не страшилась. Часто случалось, что уходил по своим делам Тойво Иванович в тайгу, по неделе, а то и больше не показывался дома. Тревожилась, а когда выходил назначенный срок, собирала наскоро котомку с продуктами и сама отправлялась в лес.

Это на первый взгляд кажется, что искать человека в тайге, растянувшейся на десятки километров, все равно что иголку в стоге сена.

- У него в лесу избушки были построены, вот он в них и жил. Пройду около десяти километров до бывшего поселка Одиннадцатый, если его там нет, отправляюсь на Озерное, еще километров восемь ходу. Однажды спешу так, чуть не бегу, а сама боюсь: жив ли, чуть не две недели, как не показывался дома. Прибегаю к избушке, чуть не плачу от радости - живой! А он удивляется: ты чего пришла, я тут с голоду не помру, рябчиков пострелял - вот и обед...

Давно уже на пенсии старый лесник, но и сейчас частенько обращаются к нему с вопросами коллеги. Да и китель с зелеными нашивками висит на вешалке, будто вот только что вернулся хозяин из тайги, повесил его на привычное место, а сам присел отдохнуть к столу.

Напомнил я Тойво Ивановичу русскую песню, что он пел тогда в лесу на финском языке, - только улыбнулся в ответ:

- Я и сейчас все слова ее помню. Хотя какой я финн? Столько лет уже здесь живу, давно русским стал.

Но прошлое порой напоминает о себе. Вскоре после окончания Великой Отечественной войны, когда всем, кто находился здесь в эвакуации, можно было возвращаться в родные места, стали собираться домой мать и сестры Юнтунена. Не сразу в путь отправились: на дальнюю дорогу требовались немалые средства, их еще надо было заработать.

Стали звать с собой и Тойво Ивановича. А у него к тому времени уже семья была, дети росли. Разве бросишь все это? Так и остался на северной земле, простившись с родными.

Сестры его и сейчас живут в Финляндии. О брате не забывают. В этом году две дочери Тойво Ивановича побывали у них в гостях. Вернулись домой, приехали к родителям, рассказывали о том, как хорошо там люди живут, не сравнишь с нашей жизнью.

- Не жалеете, что остались тогда, - спрашиваю у Тойво Ивановича, - что не уехали? Глядишь, тоже сейчас бы жили не в деревенской избе, а в благоустроенной квартире, не в забытой богом и людьми деревне, а в городе?

Только головой помотал Юнтунен в ответ, не задумываясь ни на минуту: не жалею.