|
Правда Севера
29 июня 2006 (117)
Михаил ЛОЩИЛОВ.
Черная неблагодарность спасенных
О ней в начале 1920-х годов рассказали наши земляки
В недавно опубликованной статье Леонида Санникова "Россия спасла Францию" ("ПС",
1.06.2006 г.), посвященной 90-летию Русского экспедиционного корпуса (РЭК), в
частности, сказано, что могилы наших воинов есть не только под Парижем и в
Македонии, но даже в Алжире. Этот факт может вызвать недоумение: почему русские
солдаты похоронены там, где боевые действия Первой мировой не велись - в
Северной Африке? Ответ на этот вопрос дают воспоминания участников РЭК,
записанные сразу по возвращении на родину.
Мемуары планировалось издать, дабы показать, как в действительности относилось
французское командование к русским. Но трудности начала 1920-х годов помешали
выпустить книгу, и воспоминания солдат, в том числе и наших земляков, пролежали
невостребованными в одном из столичных архивов более 85 лет. Воспоминания
северян с некоторыми сокращениями приведены ниже.
Уроженец пригородной деревни Повракулы Федор Богданов, отправленный в сентябре
1917 года через Архангельск на помощь союзникам на Салоникский фронт, в октябре
1920-го вспоминал: "После совершившейся в России Октябрьской революции и
заключения мира с Германией я в числе других сложил оружие, отказался идти в бой
и пожелал вернуться домой. Французские власти, сразу приняв нас в свое
подчинение, разделили всех русских на три категории: первая - согласны воевать
дальше, вторая - согласны остаться у французов на работах, третья - требуют
отправки на родину. Я и другие солдаты третьей категории были задержаны в городе
Верие и подвергались пыткам, выражавшимся в невыдавании пищи в течение четырех
суток. Затем нас отправили на пароходе в Африку в город Тебесса, где мы
оказались в крепости. Там под охраной находились четыре месяца, а после
отправлены в концлагерь, откуда нас водили на строительство железнодорожной
линии. Работа была принудительной, тяжелой, многие умирали, и их хоронили в
песок прямо на линии. За отказ от работы не давали пищи и сажали в карцер. Я от
работы не отказывался. Из лагеря нас освободили 23 августа 1920 года и на
пароходе отправили в Одессу".
Другой наш земляк - пинежанин Федор Никифоров, вывезенный во Францию через
Архангельск в 1916 году, был столь же немногословен: "После свержения в России
монархии я в числе других сложил оружие и пожелал вернуться на родину. Наш
седьмой Особый пехотный полк сразу же окружили французы. Командование полка
запугивало расстрелом, полковой священник пугал страшными загробными карами. Но
мы отказались воевать. Тогда нас отконвоировали в лагерь, где держали за
проволочным заграждением, пищу не давали пять дней. Потом нас, голодных, опять
стращал наш священник и французские офицеры. Мы вновь отказались, и нас стали
гонять на строительство шоссейной дороги. Работали три месяца, затем отправили в
Африку. Выжившие на болгарском пароходе через Константинополь в 1920 году
вернулись в Россию".
Верхнематигорец Василий Прокопьев, с 1916 года сражавшийся непосредственно во
Франции - на Шампанском фронте, был еще более краток: "Мы были задержаны и
арестованы в лагере Ляпуртин. На работу не гоняли, так как мы отказывались от
таковой. Потом отправили в Африку в город Медеа, где мы находились в концлагерях
и работали на помещичьих виноградниках до дня отбытия из Алжира - 16 сентября
1920 года".
А вот шенкурянин Андрей Усов, напротив, рассказал о своих скитаниях достаточно
подробно: "В 1916 году попал под Салоники для пополнения второго Особого
пехотного дивизиона и принимал участие в боях с болгарами и немцами. Когда стало
известно о заключении Брестского мира с Германией, мы отказались воевать.
Командир дивизиона генерал Тарановский заявил, что передает нас под французское
командование, а сам угрозой голодовки стал принуждать вернуться на фронт.
Вследствие нашего отказа нас арестовали и под конвоем конных арабов с
обнаженными шашками препроводили за проволочные заграждения, где и держали под
открытым небом без воды и хлеба пять суток. Мы были в стесненных до
невозможности условиях. Тут же и оправлялись по нужде. Все это время нас
спрашивали французы: "Ну как? Будете воевать?" Ввиду категорического отказа нас
вновь под конвоем привели в Салоники, где в порту все мы (около пяти тысяч
человек) были посажены на пароходы. Нам не сказали, куда нас отправляют. Через
пять дней мы прибыли в Северную Африку в город Бизерта. Встречавший нас конвой
посадил всех в вагоны. Всю дорогу мы голодали. Вот в таком виде мы прибыли в
город Сук-Арас и были загнаны в концлагерь. Там стали выдавать по четверти фунта
хлеба в сутки без какого-либо приварка. Начались голодные смерти.
Вскоре в лагерь стали приходить французские помещики, которые выбирали себе
работников на табачные плантации и виноградники. Работали по 10-12 часов в день
при 50-градусной жаре. Мы были объявлены военнопленными - и так 17 месяцев.
13 сентября 1919 года сообщили об отправке в Россию. Прибыли в Новороссийск -
там встретил генерал Шкуро и предложил воевать против красных. В том же убеждали
нас пришедшие с генералом попы. На наш отказ Шкуро сказал: "Войско хорошее, но
пропитанное жидовско-большевистским духом". И добавил: "Выбирайте из трех любое:
идти воевать, расстрел или виселицу". Нам на устрашение взяли из строя троих -
первому всучили винтовку, второго на наших глазах расстреляли, третьего -
повесили.
Наше молчание Шкуро принял за согласие воевать и расформировал нас по своим
частям. Мы были отправлены на фронт, а там при наступлении красных нам удалось
скрыться и перейти на их сторону".
Схожей была история, рассказанная другим шенкурянином - Петром Власовым: "Когда
стало известно о Брестском мире, я находился в команде выздоравливающих после
ранений в городе Вирея. Мы сразу решили отправляться домой, но были задержаны.
Нас допрашивал генерал Тарановский и французские офицеры. Генерал сказал, что
отпустить нас в Россию нельзя, так как там нет хозяина. Нас тут же загнали за
проволоку и не кормили трое суток. А в ночь на четвертые подняли и погнали в
Салоники, где посадили на пароход и отправили в Африку.
По прибытии нам вновь предложили идти воевать. За отказ морили голодом целых
шесть суток. Затем лагерь и принудительные работы. Одни работали на помещичьих
полях, другие рубили в скалах туннель для железной дороги. Несколько наших
товарищей погибли в нем из-за обвала камней.
Пятого сентября 1919 года мы были привезены в Новороссийск, окружены
казаками-деникинцами и отконвоированы в Ейск. Там на сборном пункте просидели
под открытым небом и без питания два дня. На третьи сутки казачий полковник
предложил вступить в Добровольческую армию. Мы отказались и голодными пробыли
еще четверо суток. Потом снова приехал полковник и поставил нас к каменной
стене. Поверх голов выстрелил пулемет, и полковник прокричал: "Кто желает встать
в ряды Добровольческой армии, выходи. А кто большевики, те оставайтесь, мы
большевиков уничтожим". Все мы, 1250 человек, вынуждены были выйти, и нас
расформировали по батальонам. Попав на передовую, я при первой же возможности
перешел фронт, вступил в Красную Армию и всю войну провоевал против белых".
Примерно то же сообщили и другие наши земляки - Николай Лутков, Илья Некрасов и
Андрей Чухин. Как о том, насколько "приветливо" встретили их те, кто годами
ранее отправлял на Запад, - царские, а затем белые генералы, так и о том, как,
несмотря на проявленный героизм, многочисленные жертвы, несмотря на слова
маршала Франции Ф. Фоша о спасении его страны русскими, их - воинов
экспедиционного корпуса - "щедро отблагодарили". Причем "благодарность"
французского командования оказалась столь огромной, что нашим соотечественникам
пришлось отрабатывать ее на полях плантаторов, строить дороги и туннели, при
этом голодать и в конечном счете расплатиться за эту "щедрость" русскими
могилами в песках далекого Алжира.
| |