Северный рабочий
16 апреля 2005 (57)
Ангелина ПРУДНИКОВА

Проза

Моя мама, Анна Ильинична Упругова, о войне мало рассказывала. Да и что рассказывать - девчонкой была. Но иногда вспоминала...

Жеребчик

Шел сорок второй, голодный в архангельских краях год, сентябрь месяц. Все припасенное колхозниками сено фашист с воздуха пожег - думал, что замаскированные огневые точки. А может, так, для "профилактики".

Коровы конецдворские со скотного двора были переведены в ластокурскую конюшню - подальше от опасности, а кони разведены по хлевам колхозников. И вот в Лизкином дворе родила кобылка жеребеночка, да сдох - загоняли кобылку-то на работах. Надо этого жеребчика в Конецдворье везти, на свиноферму - свиньям хотя бы скормить. А кому везти: бабы все в поле - в деревне одни дети. Снарядились мы с Лизкой.

Коня запрягли, жеребчика на телегу затащили - поехали. Ехали-ехали, километра два отъехали - за воротцами ляга глубочанна, сходу вперлись туда и засели, ни с места. Коня стегали-стегали - не идет. Стали выпрягать. Вывели коня, кое-как вытолкали телегу, а жеребчика-то по дороге выронили. Подтащили его за ноги к телеге. Она на двух колесах.

Наклонили телегу: один край до земли - оглобли в небо задрались. Стали жеребчика затягивать. Тянем-тянем, как до оси тележной дойдем - так оглобли перевешивают и падают на землю. Мы летим туда же и жеребчика упускаем. Снова начинаем тянуть. Тянем-тянем - снова оглобли перевешивают, и снова жеребчик летит на землю. Он хоть и маленький, а тяжелый.

Мучились-мучились - никак жеребчика нам не затащить. Решили закопать где-нибудь - все равно не осилить. Руками стали глину рыть... Но - свиньи, опять, сдохнут от голода... Нет, надо тащить жеребчика. Взялись опять. Тащили-тащили, кое-как все-таки затянули. Лизка телегу стала держать, я коня завожу. Запрягли - а уж стемнело - поехали. Боимся темноты, а жеребчика надо доставить.

Довезли все-таки - да назад еще четыре километра. Заколели все, намаялись, дак невелики и были-то: мне тринадцатый год, а Лизке - десятый...

Победа

Девятого мая пришли мы в школу в Конецдворье, а школа закрыта, уроков нет: говорят - победа. Как победа? Какая победа?

Полетела я назад в Ластокурью скачками, бегу самая первая, чтоб сказать. "Победа!" - кричу. Портфель брошу - да за ним вдогонку, брошу - да за ним: победа! Так четыре километра и проскакала.

Прибежала самая первая - и к женкам.

- Победа, - говорю, - победа!

- Что ты, девка, какая победа, не шалей-ко давай!

- Да победа, - говорю, - над фашистами победа, школа закрыта! А тут и бригадир подъехал:

- Победа! - кричит издалека.

Ну, женки и запричитали: кто радуется, а кто - плачет: победа, кого-то уж в живых нет.

От радости стали под потолок скакать: у Марфы в матицу большо-ой крюк был вбит (для зыбки, наверно), так они подпрыгнут, ухватятся за крюк да качаются, да так - друг за другом. Я помню, мама тоже качалась... Так молодые были еще: по 30-40 лет женкам, маме - 45. Так вот у нас в Ластокурье победу и отметили.