Устьянский край
25 июня 2005 (14)
М. Лукин

Колонна

Хочется открыть еще одну страничку истории нашего района. Это 1943-1953 год, когда строилась железная дорога Коноша - Воркута, а строили ее "зэки" ГУЛАГа. На территории Устьянского района от Кокшеньги до Ядрихи работали "зэки", или колонисты, как их называло местное население.

Голодные, холодные, невыспавшиеся, они умирали ежедневно и не по одному-два, а партиями. Многие не выдерживали срока, гнета и произвола, который творился в зоне, отчаивались, теряли надежду на освобождение, некоторые бросались под поезд.

Охранникам было не легче, чем охраняемым. Они стояли на вышке по 12 часов (по 6 через 6 часов), а между вахтами - политзанятия, чистка оружия и т.д. Кормили охрану плохо: 600 граммов хлеба, суп-похлебка даже без картофеля, 60 граммов крупы и 300 гр. сахара в месяц. От голода болели и опухали ноги, бедолаги с трудом поднимались на вышку для охраны зоны и территории лагеря. Один из них рассказывал, как он хотел застрелиться: послал патрон в патронник, поставил на пол вышки винтовку, снял штык, наставил ствол винтовки в голову, только хотел нажать на курок, как его окликнули: "Соколов!", и он выронил винтовку из рук. Так самострел не состоялся.

Заключенные, выполнявшие норму, получали 300 гр хлеба и похлебку. Зато пленных немцев кормили неплохо: молоко, масло, мясо и т.д. Кроме того, им приходили посылки из Германии.

Зэки жили в бараках без полов, спали на соломе. Только в казарме были полы и койки. Почти также ютились солдаты охраны: им выдавалось одно одеяло на двоих, койки стояли рядом. Когда один солдат сказал, что "суп жидковат", и это услышал офицер, солдату дали 4 года дисбата. В основном отбывали срок по 25 лет, а по статье 58а - 10 лет, т.е. за политическую пропаганду. Местные жители иногда приносили им еду и меняли на различные поделки, которые изготовляли зэки. Дети проникали всюду, так как знали, что охрана стрелять в них не будет. Охраны насчитывалось около 30 человек на ст. Шангалы в зоне, а заключенных - более тысячи.

На ст. Шурай находился лагерь для эсэсовцев - женщин, литовцев, эстонцев, латышей. Затем зона была переведена на ст. Сулонда. Там уже были одни русские - советские зэки в лагере строгого режима. Если кто убегал - догоняли с собаками, которые рвали их на куски. Была и изба для пыток, откуда доносились крики и плач. В последние годы были и бесконвойные, но и те не выдерживали той атмосферы, которая царила в зоне. Один из шоферов бросился под поезд. Что невероятно, сами порой издевались друг над другом. Умерших было так много, что не успевали хоронить, из земли торчали руки и ноги. Говорят, под каждой шпалой лежат по два человека.

На зоне отбывали срок хорошие врачи, которые сделали операцию по удалению грыжи моему деду. Их осудили якобы за покушение на жизнь И.В. Сталина.

Послесловие. Моя мама в то время работала бухгалтером по зонам, а их было 40 только в Устьянском районе. Отец был мастером, а затем прорабом по строительству мостов. Мы жили на окраине станции Шангалы. Однажды, когда я находился один в доме, к нам пришли несколько человек, видимо, условно освобожденные заключенные, и стали забирать вещи, немецкий аккордеон, приемник и т.д. Но в квартире у нас была немецкая овчарка, которая набросилась на них, как только они попытались уйти, и держала их до прихода родителей. Они клялись и божились, просили не сообщать никому. Отец их пожалел и отпустил.

Как-то раз мы с мамой отправились в деревню Аверкиевская (Регово) со ст. Шангалы. На улице был уже снег. Мама меня посадила в санки и велела держать большую рыбину трески. Нам повстречался кто-то, она поздоровалась, и мы пошли дальше. Когда я повернулся, то увидел, что это медведь, и закричал: "Мишка!" Мама закричала стрелку на вышке: "Стреляй в медведя!" Но он ответил, что стрелять нельзя, и тогда мы пошли дальше. Через некоторое время я заснул, а когда пришли в деревню, оказалось, что рыбину я потерял.

В другой раз я пошел к маме на работу, в контору, которая находилась на территории зоны. Вообще-то меня туда не пускали, но я спрятался за проходящую в ворота машину и проник на зону. Охранники не заметили меня или подумали, что я иду к маме и не задержали. На территории зоны меня подхватил один из осужденных, посадил на плечи и внес в барак. Сказал, чтобы я собрал все, что лежит в тумбочках. Оказалось, что там одно мыло.

Через некоторое время пришли с работы заключенные. Они окружили меня, принесли конфеты, пряники и журналы. Мне стало интересно и весело, я прыгал на кровати и радовался жизни, а затем заснул в этой кровати. Проснулся от шума - первая вбежала мама, затем охрана с собаками. На этом мои визиты в зону закончились, а вскоре мы переехали в г. Вельск. Затем в 1954 году вернулись в район, на Шангальскую лесобазу, ныне в поселок Октябрьский.