|
Вельск-инфо
18 января 2006 (3)
Николай Васильев
Диалоги с Виктором Кононовым
Век торжества масс? Или маскульта?
В новом году мы продолжим рубрику "Диалоги с Виктором Кононовым". В его
исследовании "Единство бытия" и в первом, и во втором томе есть главы,
посвященные явлению массовой культуры. Как относиться к маскульту? Снобистски,
высокомерно? Не замечать его? Аплодировать? Принять как вечную объективную
данность? Думаю, внимание читателей привлекут суждения по этому вопросу
известного вельского философа и историка.
- Виктор Павлович, демонстрация по каналу ОРТ сериала "Мастер и Маргарита" по
роману Михаила Булгакова вызвала огромное количество откликов в средствах
массовой информации, откликов, прямо скажем, самых разных, порой диаметрально
противоположных. Известные режиссеры, кинокритики, писатели относят экранизацию
романа к явлению массовой культуры, к неудачам, а кто-то и сам роман Булгакова
определяет как "литературную попсу". Другие обращают наше внимание на
беспрецедентный всплеск интереса к загадочному произведению. Роман расхватывают
с прилавков, перечитывают, обсуждают, как, впрочем, и саму экранизацию. С новой
силой вспыхнул разговор о "массовой культуре", "веке торжества масс".
- Может быть, о торжестве масс здесь говорить не стоит. Но не стоит говорить и о
торжестве маскульта, как делают высоколобые эстеты и выражающие их точку зрения
идеологи. Экранизация "Мастера и Маргариты", скорее, ярко высветила явление,
которое замечалось раньше, и практически всегда в связи с экранизацией (или
превращением в мюзикл, рок-оперу) классических литературных произведений.
Скорее можно говорить о достигнутом, наконец, мировой культурой единстве, пусть
на самом минимальном пока, плоском и примитивном уровне, но единстве.
- То есть, век достаточно развитой системы средств массовой информации дает
возможность более или менее свободного приобщения к мировой культуре?
- По моему мнению, это завоевание двадцатого века - благо. Возможно, более
важное, чем все его социально-экономические, политические и производственные
завоевания.
- Например, я вижу такое благо во взаимном обогащении поп-культуры и высокого
искусства, когда элементы классической музыки пронизывают произведения таких
известных групп, как "Куин", "Битлз" или "Роллинг Стоунз", а расхожий романс
звучит в опере Алексея Рыбникова "Юнона" и "Авось".
- Грамотность, в сочетании с развитой системой СМИ, дает очень и очень многим
представителям массы возможность, оставаясь членами массы, в какой-то степени, в
каком-то отношении почувствовать себя личностью. Личностью не в масштабах своей
только избы или села, а в масштабе, потенциально тяготеющем к мировому.
- Я бы говорил о неких, естественных ступеньках роста человека от простого к
сложному. Где-то почти на расстоянии тридцати лет от меня простые мелодии
лютневой музыки, популярные романсы, песни, арии из опер. А через них -
приобщение к симфониям Шостаковича, опере "Борис Годунов" Мусоргского и многим
другим шедеврам мировой музыки. Таков же был путь постижения поэзии, живописи.
- Слушая по радио или ТВ, даже воспроизводя пластинку, аудио- или видеокассету,
человек уже приобщается к мировой культуре, к одному из ее типических
проявлений. Раньше, до эпохи средств массовой информации, такое прикосновение
было возможно только при чтении книг, но до двадцатого века и книга не была
явлением массовым, тем более книга иноземная. Иностранные языки знали весьма
немногие, переводы издавались тиражами даже меньшими, чем книги отечественных
авторов. Даже Библия, Коран, Тора и другие книги "священного" содержания в
начале века во многих странах были достоянием нескольких процентов населения.
Радио, ТВ, грампластинка и т.д. сняли эту преграду, чтобы воспринимать их, вовсе
не обязательно знать язык.
Соответственно, и проявляя активность в области культуры, человек хотя бы
потенциально приобщается к явлениям мирового, планетарного масштаба. Не важно,
проявляется эта активность в выходе на рынок поп-культуры, на эстраду, в
киноактеры, в телерадиозвезды или хотя бы в телерадиоучастники, или в участии в
художественной самодеятельности, поощряемой сверху. Рыночные и плановые,
демократические и тоталитарные системы оказались едины в том, что в условиях
более или менее всеобщей грамотности они вынуждены приобщать широкие массы к
самой разнообразной культуре.
Пусть это приобщение оказывается порой лишь касанием, лишь наклейкой на сознание
и подсознание людей массы этикеток. Само количество этикеток, не говоря уже о
качестве их, как проявление вершин мировой культуры, "от древности до наших
дней", - создает своеобразную ситуацию.
Миллионы и десятки миллионов людей вполне удовлетворяются лишь упоминанием
великих имен и произведений, тем паче своеобразными аннотациями их в виде
клипов, мельканья в кадре, музыкальной заставки. Накопление упоминаний уже дает
возможность воспринимать звучащие и мелькающие песни и песенки, реплики
театральных и киногероев, ссылки на авторитеты, тем более цитаты из них как
нечто свое. Пусть из всей "Анны Карениной" человек знает только то, что героиня
от несчастной любви бросилась под поезд, - он уже знает об этом великом романе,
о самом факте его наличия в культуре, и это знание есть определенное богатство.
Что-то вроде билета в поезд мировой культуры. Не в купе, и даже не в плацкартный
вагон, а всего лишь в общий, да и то на стоячее место, может быть, даже в
тамбуре или на подножке, - но все-таки билет в тот самый поезд.
А интенсивность упоминаний, их повторяемость могут породить - и порождают - у
достаточно большого числа людей желание познакомиться с упоминаемым явлением
культуры поближе. Не обязательно прочитать целиком книгу, тем более съездить в
музей или овладеть музыкальным инструментом, чтобы воспроизвести сонату.
- Поймал себя на том, что именно перед сериалом "Мастер и Маргарита" вновь взял
в руки роман и перечитал главы, которые или очень люблю, или хуже других помню.
Говорят, что количество читающих роман в последние дни декабря увеличилось аж в
70 (!) раз. Не знаю, насколько можно доверять этой цифре, но если даже несколько
сот тысяч человек перечитают его некоторые главы, это уже плюс той самой
массовой культуре, которую в данном случае олице-творяет нашумевший сериал. Что
в этом плохого?
Может, кто-нибудь из этих людей переселится в плацкартный вагон?
- Даже самодеятельный "поп-музыкант", терзающий гитару в кругу друзей, не выходя
на сцену хотя бы поселкового клуба, - в наше время ощущает себя участником
мирового вокально-инструментального действа, рынка, "тусовки". Потому что плохо
ли, хорошо ли, но ориентируется-то он не на соседского парня, как было еще лет
шестьдесят-семьдесят назад в нашей стране, и лет сто-сто десять назад в США и
Европе, - а на тот уровень, на те образцы, которые он воспринимает в качестве
мировых. Он, может быть, не произнесет правильно даже имени своего кумира, но он
ему подражает. И, в силу законов имитативности (подражания), приобщается к
кумиру, становится если не вровень с ним, то на одну с ним плоскость, хотя бы и
наклонную.
Имитация, подражание есть один из важнейших инструментов исторической эволюции,
эволюции культуры, прежде всего. Когда российская знать при Петре учила немецкий
язык, она осваивала техническую и экономическую культуру Западной Европы. Когда
в пику немецкому засилью при Елизавете и Екатерине стали в этом кругу болтать
по-французски, поневоле восприняли результаты европейского Просвещения, а потом
и Великой французской революции. Когда российские мещане, а потом и крестьяне
стали осваивать великосвет-ский до того танец кадриль, - они, сделав этот танец
городским и деревенским, упростив его, все-таки освоили один из пластов
европейской, следственно и мировой культуры. И так во всем.
- Все мы в какой-то степени заложники проявлений маскульта: и концерт с "вечным"
Петросяном поглядим, и на сериале дешевеньком расслабимся, и "попсой" порой не
побрезгуем. Вот Ольга Седакова тридцать лет не смотрит телевизор, дабы не
тратиться на вздор. А многие возмущаются бездуховностью, примитивностью
телевизионных передач. Но и отпочковать маскульт от высокой культуры невозможно
- настолько тесно порой сегодня они переплетаются. Каким Вы видите сущность
маскульта?
- Тысячу лет назад Гераклит Эфесский произнес: "И пена есть выражение сущности".
Скорее всего, вывод о пене как поверхностном, но все же выражении сущности,
древнегреческий мыслитель сделал, наблюдая в мире своего времени то же самое
явление, которое мы сегодня именуем маскультом. Может быть, скажем шире:
наблюдая характерное для широких масс, только затронутых культурой,
полузнайство, потому что маскульт и представляет собой искусство, просвещение,
идеологию, словом, любые проявления культуры, сознательно или бессознательно
рассчитанные на потребление полузнайками. Творцы маскульта сами могут быть
людьми весьма образованными и в своем кругу щеголять своей образованностью.
Могут быть образованными средне, а на низовом, имитационном по преимуществу,
уровне даже и малообразованными. Потребители маскульта тоже могут быть самых
различных степеней образованности: иной раз ведь и очень культурному, знающему,
утонченному человеку хочется отдохнуть душой на чем-нибудь простеньком,
незатейливом, либо просто не хочется всегда уж противиться моде. Почти от
каждого великого творца остались, хотя бы в примечаниях, и довольно низкого
пошиба творения, - правда, по форме обычно и они вполне соответствуют уровню
таланта. Но основная, подавляющая масса потребителей маскульта все-таки
воспринимает всю культуру через маскульт, видя в высоком только те стороны,
которые эта масса способна воспринять или которые могут каким-то образом
вписаться, хотя бы по касательной, в маскульт.
- "Жить нужно проще, жить нужно легче, все принимая, что есть на свете"?
Необходимо изживать в себе снобизм, спокойнее относиться к явлениям массовой
культуры, осознавая ее продуктивное значение в нашей жизни?
- Негодовать, морализировать по этому поводу бесполезно. Хотя, как
свидетельствует мировая история, как раз в негодовании и морализаторстве-то
недостатка и не было всю тысячу с лишним лет цивилизации. Даже естественные
поиски новых выразительных средств творцами "высоких" форм культуры, будь то
драматург Шекспир или композиторы Моцарт и Чайковский, всегда встречались и,
видимо, будут встречаться частью их современников в штыки.
Маскульт составляет основание и высокой культуры. Основание, в значительной
степени играющее роль не столько почвы, сколько перегноя в ней, но без него нет
и роста культуры в целом, в том числе вершинных достижений ее.
- И да здравствует разнообразие маскульта?
- Чем более разнообразен маскульт, чем масштабнее охватил он богатства,
накопленные мировой культурой, хотя бы по касательной, - тем богаче становится
содержание перегноя и почвы.
В двадцатом веке произошло небывалое во всей писаной истории проникновение в
маскульт обрывков "всех богатств, накопленных человечеством". И - перемешивание
этих обрывков между собой, невзирая на авторов и эпохи. По сути, наш век - это
торжество полузнаек. Скажем обобщеннее - век торжества полузнайства.
Но эта "пена", это торжество полузнайства есть необходимая и, возможно,
неизбежная ступень в культурной эволюции человечества. Если единство мировой
культуры осознается и осуществляется через торжество полузнайства, - значит, и
оно необходимо.
Возможно, это единство мировой культуры могло - теоретически - осуществиться и
каким-то иным способом. Хотя, каким именно, мне не приходит в голову. Здесь
важен не способ осуществления, а сам факт его. Он сам по себе есть завоевание
цивилизации.
- Никаких запретов и ограничений? Полная свобода выбора?
- Двадцатый век показал, что и в области культуры художественной, и в области
культуры идеологической, включая и религиозную, люди, видимо, должны в массовом,
планетарном масштабе, не считаясь ни с государственными, ни с возрастными, ни с
иными различиями, пережить, прокрутить в своих мозгах, и в целом в "мозгу
человечества" все, созданное творческим гением людей за десять с лишним веков.
Прокрутить, не допуская какой-либо цензуры или отбора. Отбор, делаемый каждым из
художников или какой-то группой их, какими-то направлениями идеологии, не может
быть, как показал опыт прошлого века, сколько-нибудь прочным и долговечным. Сама
возможность иного, возможность разнообразия, пусть даже со знаком отрицания его,
рано или поздно порождала прорыв запретов и ограничений, превращение избранного
во всеобщее, хоты бы и представленное в виде окрошки или винегрета. И сумма,
дающая результат значительно больший, чем сумма простая, всех многообразных,
зачастую диаметрально противоположных отборов и ограничений, оказалась
необычайно богатой. Не просто более толстым и состоящим из большего количества
ингредиентов перегноем, а перегноем, местами уже превращающимся в качественно
новую почву. Порождающим, опять же местами и временами, - а иначе и не может
быть, - новые ростки и высокой культуры. И предсказывающим в не столь отдаленном
будущем, в ближайших уже поколениях, новую, более высокую, чем достигнутая
сегодня, ступень единства мировой культуры.
Беседовал Николай Васильев
| |