|
Вельск-инфо
10 мая 2006 (19)
Тамара ЧЕЧУЛИНА
Сельская учительница
О нашей маме Ольге Ликарионовне Лосевой
Прошло уже 15 лет с тех пор, как мы навсегда попрощались с нашей мамой, которая
была замечательным учителем, активным общественником и настоящим патриотом
своей Родины. Это не пустые слова. Ее жизнь пришлась на самые трудные годы в
истории нашей страны: разруха, голод, коллективизация, Великая Отечественная
война и страшные послевоенные годы. На тот период, когда в русских деревнях и
селах жили в большинстве своем безграмотные крестьяне.
Начиная рассказ о дорогом человеке, уместно будет вспомнить слова русского
классика о бесправном положении сельского учителя: ":если бы вы знали, как
необходим русской деревне хороший, умный, образованный учитель. У нас в России
его нужно поставить в какие-то особенные условия. :нужно, чтобы он был первым
человеком в деревне, чтобы он мог ответить мужику на все вопросы, чтобы мужики
признавали в нем силу, достойную внимания и уважения:"
Наша мама как раз и была таким учителем.
В 1932 году РОНО направило маму в Нижне-Подюжскую начальную школу заведующей и
учителем. Школа размещалась в дер. Дьяковской в добротном доме бывшего урядника.
В нем выделили угол и нам. С тех пор наша семья и живет в этом доме, в этом селе
на берегу красивейшей речки Подюги.
Это было время, когда учитель был самым грамотным человеком на селе. Деревня
была такой же нравственно темной, как и тысячи других в России - в праздники
дрались, в будни - работали.
Помню, когда родители перевозили свой немудреный скарб, то пока ездили за нами,
детьми, местные хулиганы перебили всю посуду, и в том числе два китайских
сервиза, чайный и столовый. Поскольку в деревню Дьяковская мы переехали осенью,
то первым делом мама зашла в школу посмотреть, все ли готово к началу учебного
года, и я с ней. Там незнакомая молодая девушка мыла окна и во весь голос
распевала такие частушки!.. Мама тут же ее прервала.
- А что, разве в школе нельзя с матюками песни петь?
- Не только в школе, а и вообще ни-где, такой молодой девушке.
Однажды нас со старшей сестрой деревенские ребята стали пугать крапивой и не
пускать на речку. Мы разревелись во весь голос. В ту пору дома оказался отец
Лосев Константин Евграфович ( он работал тогда участковым уполномоченным
Хозьминского уезда). Он услышал наш рев и выскочил на берег. Парни, увидев
милицейскую форму, задали стрекача. А он им еще вдогонку крикнул: "Только
попробуйте моих девочек еще обижать!". Больше мальчишки нас не трогали.
Изучив нравы, уклад и жизнь деревни, мама поняла, что ей предстоит заниматься
не только учительством, но и включиться в общественную жизнь деревни. Почти
сразу она организовала школу ликбеза. Днем занималась в обычной школе, а
вечерами обучала грамоте взрослых и подростков. Ученики, кто уже мог читать и
писать, ходили в школу за 5 км в Усть-Подюгу. Почти всех жителей деревни она
научила расписываться:
Лидия Петровна Попова вспоминает: "Наша мама, закончив школу ликбеза,
впоследствии читала книги". Чуть позже наша мама организовала сначала детскую
самодеятельность, а потом и взрослую. Желающих участвовать в самодеятельности
был много. Первыми и самыми активными участниками были: Анфиса Птичкина,
Александра Помешкина, Константин Попов, Леонид Ловырев, Леонид Помешкин, Анна
Помешкина, Михаил Мальцев, Анна Алексеевна Никитина, А.П. Чечулина, Аркадий
Олехов и др.
"Домом культуры" служило Бараново гумно ( по прозвищу хозяина).
Из воспоминаний современницы Лидии Поповой: "Как-то ставили пьесу
А.Н. Островского "Свои люди - сочтемся". Роль Подхалюзина играл Аркадий Олехов.
Перед этим он побывал в Коноше, и ему очень хотелось показать односельчанам, как
заметно изменился его культурный уровень. По роли он должен был произнести
фразу: "Позвольте Вашу ручку поцеловать", а он решил произнести ее по городскому
"почеловать". И так четко надавил он на букву "ч", что это запомнили все
смотревшие спектакль.
Особенно тяжелое время было в 33 - 36 годах, хоть и был магазин в деревне, но
торговать в нем было нечем. Даже соли и мыла не было. Некоторые рубили кадки, в
которых когда-то хранили соль, и клали по кусочку в суп. Не было в продаже
спичек, иголок, а пуговицы делали из дерева. Утром встаем засветло и к окну:
ждем, у кого печка затопится, к тому с лучиной огонька просить:
Кругом было столько невежества и страдания, что даже страшно вспомнить. Дети
ходили в школу в лаптях, в обносках родителей, а Григорий Мальцев - вообще в
одних портянках бегал. А от их дома до школы километр с лишним.
Помню, мама встретит этих продрогших в плохой одежонке учеников (ни дать ни
взять некрасовские "Крестьянские дети"). А зимы в то время ох и лютые были.
Посадит на печь, в школе русская печка стояла, всех отогреет и только потом
начинает занятия. При школе было подсобное хозяйство, и в обед учеников всегда
подкармливали чем-нибудь горячим. Готовила обеды и убирала в школе очень добрая
женщина Мария Перфильевна Попова. Меня она тоже иной раз кормила, но только до
тех пор, пока мама однажды не увидела это.
- Мария Перфильевна, чтобы это было в последний раз. А ты чтобы во время обеда
даже в школу не заходила.
А семье нашей немаленькой жилось тогда очень трудно. Земли своей не было, только
маленькая грядка для овощей. Каждые два года появлялась девочка, и только в
1937 году появился мальчик Юра. Последней родилась в 46-м Надя. Это был самый
голодный год. Карточки отменили, хлеба завозили мало, в очереди скандалили, а
некоторым и купить было не на что.
Помню, хлеба нет, сидим все голодные, хотя уже могли терпеть и управлять детским
желудком. Просим маму: "Возьми хоть в школе картошки немного", она категорично:
" Не наше". "Мама, ну хоть немного, осенью нарастет, отдадим" - продолжаем
канючить мы. Не выдержала, взяла ведро и пошла по деревне, искать доброго
человека. Вернулась с парой десятков картошин, которые сразу же почистили и
сварили самым быстрым способом, в самоваре.
:Тогда маме часто приходилось ездить в Вельск, поезд ходил только до Пежмы, а с
Пежмы - пешком. Обувь на ногах худенькая, а дорога - сплошная грязь. Но никакая
причина неявки на совещание не принималась. Она никогда не просила денег за всю
свою работу. Все боялась у государства лишнее взять. Вместе с тем, ни одно
колхозное собрание без нее не проходило, писать- то было некому. Вот и была она
штатным секретарем.
Помню, за несколько лет безотказной общественной работы председатель колхоза
Вениамин Васильевич Шабалин выписал ей 10 кг зерна, и мы с мамой вместе ходили
к соседке Анне Ивановне молоть это зерно на жерновах. (Мы тогда впервые увидели
такой механизм). Получилась крупа, из которой варили кашу. Радости не было
предела.
Была наша мама и внештатным инспектором по бытовому обслуживанию населения при
райисполкоме, вела работу с бедняками, осуществляла сбор средств, налогов. И
самое трудное - проводила государственный заем. Сама всегда первая
подписывалась, подавая пример другим. Надо было подписывать, а точнее выбивать,
на такие суммы!.. В колхозе получали тогда от 17 копеек до 20 - 30 рублей в год.
А райисполком план даст, как хочешь, так и выполняй.
Не раз избиралась мама депутатом местного совета. Когда началась Великая
Отечественная война, работы прибавилось вдвойне. Вместе со школьниками рвала
лен, копала картошку, заготовляла веточный корм, огребала поля (учителя так и
говорили ребятам: "будем бить фашистов каждым колоском"), обрабатывала школьный
приусадебный участок. К маме шли со всего села женщины: кому письмо написать,
кому прочитать, кому ответ составить, и никто ни разу не получил отказ. А самое
страшное - похоронки. Похоронок боялись и всегда сочувствовали вдовам, матерям,
потерявшим сыновей. Получив ужасное известие, вся деревня замирала и, казалось,
что вот-вот и тишина в воздухе за-звенит. Жили одной большой деревен-ской
семьей.
Помню, как в январе 1942 года забрали на фронт уже 63-летнего Ивана Григорьевича
Помешкина - председателя колхоза "Заветы Ильича". Хозяйственный, ответственный
был человек. На его место райисполком назначил доярку Александру Ивановну
Попову. Она хорошо знала сельское хозяйство. Была находчива и трудолюбива, но
совершенно безграмотна. Вот с кем основательно пришлось поработать маме.
Райисполком дал задание: обучить грамоте в кратчайший срок. Делать нечего. Стали
учиться. Александра Ивановна на занятия ходила с желанием. Придет, бывало, и с
улыбкой скажет: " Ну-ко, Ольга Ликарионовна, прочитай-ко, чего они (районные
руководители) опять пишут-то?" Так и повелось: и почитай, и ответ дай, и на
собрании присутствуй. Мало-помалу научилась председательница печатный текст
разбирать, но опять к маме: "Послушай-ко, правильно ли я читаю". И всю войну
так:Справилась Александра Ивановна. Выжил колхоз, но какой ценой!
:Самодеятельность не бросили, но репетиции стали проводить в деревне Зубцовской,
в часовне за рекой. Это километра два от нашей деревни. Летом за реку переходили
по узкому мостику, а весной, когда мостик сносило, переправляли участников в
лодках. Это было опасно: Подюга разливалась сильно. Запретили. Стали собираться
в Зубцовской школе, там и праздники все отмечали.
Как-то во время спектакля вдруг совершенно темно сделалось (электричества еще не
было и пользовались керосиновыми лампами). Вдруг что-то загремело и народ
заухал, закричал: "Убили! Убили!.."
Мы с мамой оказались у дверей квартиры учительницы и маминой подруги Ксении
Евгеньевны, женщины талантливой и энергичной. (Она приехала с мужем Василием в
деревню недавно). Мы успели заскочить к ним в квартиру. Люди в панике
повыскакивали на улицу, и в школе стало тихо. А мама с Ксенией Евгеньевной
взяли лампу и пошли осмотреть классы. Всюду на полу была кровь. А на дверях
отчетливо был виден кровавый отпечаток руки. Увидев эту дверь, мы оцепенели от
ужаса. Раньше мы думали, что убивают только на войне:
Позже выяснилось, что убили передовика-стахановца, приехавшего в наш Подюжский
лесопункт на заработки, деревенские ребята. Их сразу же арестовали и увезли.
: За убийство к нам в деревню сослали двух женщин-ленинградок. Обе симпатичные,
высокие, стройные - глаз не отведешь. Но они наводили на местных жителей страх.
Однажды вечером эти женщины изъявили желание идти на спектакль вместе с нами.
Дело было поздней осенью, темень кромешная. На пути в школу был овраг, который
переходили по мостику. Такое место было жуткое, что даже днем, проходя его,
холодок по спине пробежит, а ночью: Идем мы все вместе и вдруг одна из женщин
говорит: "Жаль, что не было бритвы с собой. А то бы я им за этого парня
показала!". Я с силой сжала мамину руку и тут же почувствовала ее волнение. Уже
дома она призналась, что испугалась не на шутку. Вскоре их увезли из деревни:
Рабочий день у мамы был с утра до позднего вечера. А вернувшись домой,
готовилась к урокам, проверяла тетради. Я иногда до утра читала книги. Иной раз
вижу, что уже глаза у нее слипаются и в тетради появляется зигзагообразная
черточка.
- Мама, ты ведь засыпаешь уже, отдохни немного.
И я с трудом уговаривала мать поспать, обещая разбудить через час-другой.
Вот так давались маме всеобуч, самодеятельность, школа, общественные поручения.
Она любила повторять: "Все людям и Родине!". Вырастив семерых детей, она ни разу
не была в декретном отпуске и вообще ни в каком другом.
Старшая сестра Лена вспоминает: "Я даже обижалась на маму, что ее все время нет
дома, что хозяйство и младшие дети на мне".
: Мы никогда не слышали от родителей жалоб на жизнь, судьбу или голод. И мы,
дети, старались подражать им. О том, что ужасно хочется есть, мы говорили друг
дружке только дома и только шепотом. А на улице, среди сверстников всегда самые
веселые и счастливые. Моя подруга никогда не верила, что наша семья живет
впроголодь. А помогало нам правило: садиться за стол только тогда, когда все в
сборе. Никто не старался отхватить кусочек побольше или съесть что-нибудь
тайком. В наших семьях мы и теперь всегда придерживаемся этого порядка.
: Это было уже во время войны. Как-то раз на пороге нашей кухни появилась
цыганочка лет 10 - 11. Такое она была прелестное создание, просто загляденье!
Длинные волосы ниспадали с плеч, заканчиваясь очаровательными завитками,
необыкновенно правильные и тонкие черты лица дополняли удивительные огромные
глаза, молящие о помощи. Она молча стояла на пороге, и мы с удовольствием
разглядывали ее.
Первой опомнилась мама:
- Такая прелестная девочка, а нам даже нечего ей дать.
Весь наш запас продовольствия в тот день составлял кусочек хлеба, грамм 100 -
150. Это был неприкосновенный запас для пятилетнего Юры. Мы вопросительно
смотрели на маму. Что решит она сделать с этим кусочком хлеба? Мать молчала.
(Продолжение следует)
| |