|
Вельск-инфо
15 сентября 2006 (39)
Инф.
Литературная страница
Яхта
(Глава из повести "Сашкино море")
Вчера у Сашки случилась нечаянная радость. Старший брат Григорий подарил ему
яхту - настоящую, купленную в магазине. Вчера в их семье был праздник. Григорий
принес первую получку и сделал подарки: маме - пакетик конфет-подушечек, себе -
пачку папирос "Казбек", а вот ему, Сашке - игрушку.
Мама всплакнула по поводу Гришиной получки. Ему только-только исполнилось
четырнадцать, и, чтобы поддержать семью, пришлось Грише пойти в ремонтные
мастерские учеником слесаря. Школу пришлось оставить после седьмого класса.
Время было тяжелое, хотя даже по Сашкиным понятиям война приближалась к концу.
Красные флажки на карте уже кое-где переступали за нашу границу в сторону
ненавистной Германии.
- Ну что, будущий мореход, доволен подарком? - потрепал Григорий Сашкины вихры.
- По какому из морей желаете плавать, капитан Гаттерас? Посмотри, сколько их на
карте!
Ближайшим морем до городка, где жил Сашка, оказалось Белое, но даже и до него по
карте километров восемьсот, не меньше.
В Сашкином городке все было деревянным, потому что вокруг стояли леса - кедровые
и, по Сашкиным понятиям, непроходимые. Деревянными были дома, мостки-тротуары,
заборы и даже единственная на весь район церковь. Протекала через городок
маленькая светлоголосая речка с милым названием Синичка. До моря Синичке не
добежать, больно уж слабенькая, и впадала она в другую, побольше и посильнее, а
та же отдавала свою и Синичкину воду студеному Белому морю.
Но у Сашки было свое море - лужа на перекрестке огромная, грязная и затхлая в
солнечные летние дни. Сегодня Сашка встал рано - и бегом к луже: не терпелось
опробовать свою яхту.
Он подошел к луже, осторожно держа яхту, чтобы не обломить мачту, - и
остановился.
Вокруг лужи бегала тетя Феня, мать Сашкиного друга Альки, и выкрикивала такие
слова, что у него покраснели уши. Причиной тому был Алька. Друг стоял посередине
лужи по пояс в воде и повизгивал, жалобно и тонко, как провинившийся щенок. Из
лужи он не вылезал, потому что в руках у матери был тонкий ивовый прут - вица, и
вица эта предназначалась явно для него.
"Опять что-нибудь натворил", - подумал Сашка. С Алькой частенько случались
всякие неприятности из-за его предприимчивого характера. Совсем недавно коза
Дунька припечатала его к забору так, что у Альки целую неделю живот был синий
как чернила - это после того, как они вместе решили превратить козу в
кавалерийскую лошадь.
Сейчас надо было как-то выручать друга, но как?
Альку спасло только одно - матери нужно было спешить на работу. Время было
серьезное, и за опоздания спрашивали строго. Тетя Феня, со свистом рассекая
воздух вицей, пригрозила сыну вечерней расправой и, наконец, удалилась. На
Сашкину игрушку она не обратила никакого внимания, но Алька, хоть и находился
под угрозой расправы, яхту углядел сразу. Стоило матери отойти от лужи шагов на
тридцать, он тут же скомандовал Сашке:
- Пускай! Посмотрим, как она ходит!
Сашка осторожно опустил яхту на воду. Тоненький матерчатый парус под легким
утренним ветерком колыхнулся, затрепетал часто-часто, словно суденышко боялось
оторваться от берега. Все это длилось какие-то секунды, затем парус наполнился,
и маленький кораблик заскользил по воде в Алькину сторону. Сашка замер от
восторга.
- Плывет! Плывет! - закричал Алька.
Сашка его не слышал. Он не видел и лужи. Яхта летела прямо на Альку, и казалось,
что это лилипутский корабль шел в атаку на Гулливера.
- Посторонись! - крикнул Сашка, и Алька уступил дорогу кораблику. Яхта мягко
качнулась на волнах и помчалась к противоположному берегу.
На берегу стоял Валька Крюков, первый враг мальчишек, и кроме гадости от него
нечего было ждать. Валька по своим годам должен был учиться в шестом классе, но
в школу не ходил, а только числился. Был он худ, черен и зол. Не было на улице
ни одного пацана, которого бы Валька не обидел.
Сашка и Алька слишком поздно увидели Крюкова и оба замерли: Что-то будет?
Яхта на полном ходу выскочила на пологий берег, уткнулась носом прямо в Валькин
ботинок, свалилась на бочок и застыла, ожидая своей участи. Стоило только
наступить на нее ботинком - и конец Сашкиному счастью.
Валька наклонился, поднял яхту и осмотрел ее со всех сторон. Затем он затянулся
самокруткой и дунул в парус. Дым, разбиваясь на мелкие струйки, окутал Валькино
лицо.
- Дешевка! - пробурчал он. - Пять рублей стоит, на рынке в ларьке видел.
Он позвал Альку.
- На, забери и отнеси этому учительскому сыночку. Пусть играет!
Сашка ушам своим не поверил, когда яхта оказалась у него в руках. Крюков
крикнул, чтобы они снова пустили ее на воду. Яхта прошла уже самое глубокое
место, и тут Валька поднял с земли облепленную грязью, похожую на дубину, палку.
Всплеск и брызги показались мальчишкам взрывом - все было кончено. Посреди лужи
плавали щепки, да мокрая белая тряпочка - бывший парус - на палочке-мачте.
Сашку затрясло, и такая злая обида охватила его, что он, не думая о
последствиях, схватил ком жирной скользкой грязи и побежал навстречу обидчику.
Тот стоял спокойно, твердо уверенный, что его и задеть нельзя. Силы были
неравны, но Сашка не думал об этом.
Он подбежал к Вальке и влепил ему этот ком прямо в лицо. Наклонился и стал
царапать дно лужи, чтобы набрать еще порцию грязи, но не успел - сильный удар по
мягкому месту сбросил его в лужу. Когда он поднялся из воды, фыркая и
отплевываясь, то первым делом увидел рядом Алькины штаны, наполненные воздухом,
а затем Крюкова, пытавшегося смахнуть грязь с лица и волос.
Дело принимало плохой оборот. Алька вскочил и потащил Сашку к противоположному
берегу, подальше от обидчика. Крюков смахнул грязь и начал обстреливать их всем,
что только попадало под руку.
Мальчишкам приходилось приседать и скрываться под водой, чтобы камень или палка
не угодили в голову. Оба они были грязные и измученные, но на сушу не вылезали.
Выскочила из калитки девчонка Альбинка, увидела все это, взвизгнула и убежала.
Некого было позвать на помощь. Крюков же схватил длинную сухую жердь и стал
лупить ею по воде, стараясь достать мальчишек. Он лупил и кричал:
- Просите прощенья! Просите прощенья!
Конец этой пытке наступил так неожиданно, что Алька и Сашка просто-напросто
застыли на середине лужи, не веря глазам своим. Они уже было двинулись к берегу
навстречу Крюкову - будь что будет - но прощения просить не собирались, когда
замах жердиной заставил обоих лечь на дно лужи. Но удара не последовало. Сашка
поднялся - жердь валялась на берегу, а Вальку держал за ухо человек в синей
фланелевой рубашке с голубым воротником, в лихо сдвинутой на бровь бескозырке.
Матрос скомандовал:
- А ну, быстро на берег!
Сашка и Алька, не веря еще своему спасению, как пробки выскочили навстречу
спасителю. Разговор был кратким.
- Все ясно, - сказал матрос. - Вы, братва, идите сушитесь, а с этим: - он
подумал, как помягче сказать, - подонком я разберусь.
И повел Крюкова в сторону колбасной фабрики, директором которой работал Валькин
отец.
- Спасибо, дяденька! - в один голос крикнули охрипшими в момент голосами Алька с
Сашкой и помчались к речке Синичке смывать грязь и отстирывать одежду. Пока они
бежали, Алька сказал Сашке, что у матроса на погонах было две буквы - "С" и "Ф".
Это был первый вернувшийся с войны человек, которого увидели друзья.
Гарисон СЕМОВСКИЙ
Белый конь
Рассказ
Большаков, лесопунктовский конюх, еще с вечера пообещал Косте, что после сеанса
в местном клубе (крутили нестареющую картину "Свинарка и пастух") он доставит
кинопередвижку вместе с киномехаником к железнодорожному поезду.
- На белом коне повезу, - почему-то уточнил Большаков, будто масть лошади имела
значение. А может, давал понять, что вот, мол, как я тебе, так и ты уж имей в
виду - без билета в кино не забудь пустить, услуга за услугу.
Большаков не обманул, еще затемно подкатил к крыльцу клуба. Белый конь,
запряженный в сани, стоял, опустив голову.
Снежок хоть и выпал накануне, но таял. Был исход сентября, и лесной поселок с
красивым названием Рябиновое, с единственной жуткой улицей, по которой ни
пройти, ни проехать, казался безнадежно гнилым. Он был из тех временных
советских лесопунктов, поизносившихся как в быту, так и на производстве, где
четко обозначалась печать бесхозяйственности и нищеты.
Рябиновое еще хорохорилось, не хотело сдаваться, из последних сил сохраняло свое
былое предназначение - рубило и вывозило лес. А в этот час спало тяжелым сном, в
котором, может быть, снилось кино, а в нем красивая, но чужая жизнь.
Белый конь нетерпеливо переступал с ноги на ногу. Темнело низкое небо в черной
облачности, неспокойной и шалой. Всюду висела сырость.
Конь вздернул голову, тряхнул ею. В голове у Кости скользнула мысль: "Во дни
торжеств и триумфов еду на белой лошади - очень символично даже".
Костя был доволен, что не обманул его Большаков, и, стало быть, день сложится
удачно. Помощника моториста он отправил еще вчера с афишей и билетами в поселок
Северный, а сейчас направлялся с кинопередвижкой туда сам.
Что касалось погрузки-разгрузки аппаратуры, то тут всегда можно было
рассчитывать на добровольных помощников. Кто откажется? Плата особая -
бесплатный сеанс.
Костя был молодым киномехаником. Начинал он с простого моториста, но зато потом
учился в Советске, в Государственной школе киномехаников. И вот теперь
самостоятельно ездил с передвижкой по захолустьям района, по деревням и
поселкам, которые не были охвачены стационарными кино- установками. Молодой
человек не без основания полагал, что с "кином" его ждут везде, и гордился этим.
Костя вместе с конюхом погрузили аппаратуру: кинопроектор, звукоусилитель,
силовой агрегат, коробки с кинолентами и другие причиндалы - все, без которых
кино не состоится. Мельком вспомнил, как непросто ему было до-браться в
Рябиновое, на тракторной волокуше, и, решив, что трудности закаляют характер,
кивнул Большакову: трогай, мол: "Во дни торжеств:" - снова бодро мелькнуло у
него в голове. Возница помедлил с минуту, прежде чем взял вожжи, а Костя смотрел
на белого коня и думал, что не каждый белый тот, который выплясывает на парадах
"под могучим седоком". Это он где-то слышал, но не мог вспомнить, где. А
Большаков дернул вожжами:
- Н-но!
Белый конь сначала повел одним плечом, потом другим, ступив в жидкую грязь
дороги, поволок сани. Поехали: Большаков на ходу проворно прыгнул в волокушу.
Сохраняя устойчивость, он прошелся немного по дощатому настилу, который
возвышался над полозьями, и снова прикрикнул на лошадь. Косте показалось
странным, почему Большаков запряг коня в сани, а не в телегу.
Ох, уж эта лесная глубинка! Кто бывал, тот знает. Бедный белый конь! Что сани,
что телега - все едино: Вот трактор - другое дело! Слава железу!. Но если
разобраться, то, пожалуй, лошадь умнее человека: и беднее.
- Куда тебя леший несет? Мать-перемать! - вдруг заорал Большаков, натягивая
правую вожжу, пытаясь устоять на ногах. Его неловко повело сначала в одну
сторону, потом в другую. От резкого окрика возницы белый конь рванулся вперед,
норовя взять влево. А Большаков тянул вожжи вправо. Конь, вероятно, чувствовал
какую-то опасность, стараясь избежать ее. От рывка лошади Большакова кинуло
сначала на металлический кожух, которым был прикрыт киношный движок, а затем,
взыграв вверх скрюченными ногами, конюх перевернулся через голову и полетел с
саней в жидкую дорожную хлябь. За ним соскользнуло что-то еще из того, что
находилось на санях.
Костя все это видел, шагая следом за подводой по деревянным мосточкам. Он застыл
как вкопанный, на миг, ошалев от произошедшего. Но уже в следующую секунду
метнулся к саням. Его ноги, в резиновых сапожках с низким голенищем, сунулись в
жидкую грязь, и он почувствовал, как потекла эта студеная жирная зараза в
сапоги: Дальше ходу не было - море грязи. Костя замер в растерянности. Да:
А где же белый конь?.. Белого коня Костя увидел не сразу, вернее, не вдруг
признал. Голова коня топорщилась в хомуте промеж вздыбленных оглобель. Коня не
было: то есть он был, но был в глубокой колдобине, виднелся его спинной хребет.
На сани карабкался Большаков, ругаясь матом на все Рябиновое:
- Да что б я еще!... Ни в жисть!... "Свинарка и пастух"! Мать-перемать!
Костя не двигался с места. Он смотрел на Большакова и не видел его; он видел
лишь сани, на которых чудом удержался силовой агрегат. Ни коробок с кинолентами,
ни многого другого, без чего кинопередвижка работать не может, на санях не
было. А главное - в грязи утонул звукоусилитель.
Беда!.. Нет, это была катастрофа. Жуткое происшествие, почти трагедия.
"Теперь ныряй!.." - хлопал себя по бокам Костя. Надо было что-то делать, как-то
спасать аппаратуру. Но как!?.. И шибко умная мысль стала крутиться в Костином
сознании; она получалась из какой-то другой поговорки: мол, на белом коне далеко
не уедешь. Костю должно было занимать совсем не это, да все упиралось сюда - в
белого коня. Такое, значит, разочарование.
Николай ПРИБЫТКОВ
| |