Северный комсомолец
10 марта 2006 (9)
Светлана ЛОЙЧЕНКО

С легкой руки президента

Николай Питиримович Львов - генеральный директор Соломбальского целлюлозно-бумажного комбината и руководитель областной организации "Единая Россия".

Случайно услышала, как его назвали "живым политиком". В принципе, сразу стало ясно, что вкладывалось в это понятие. Парадоксально, но "мертвые политики" более живучи - им не болит, они не делают ошибок, они не растут и не падают. Им и умирать не придется.

А живые отвечают за все, даже за чужие ошибки. Они все время рискуют, и им есть что терять. Но зато они интересны, потому что настоящие...

Николай Питиримович Львов - "живой политик" и успешный хозяйственник, - наш гость. Мы встретились с ним еще в начале декабря прошлого года, чтобы поговорить об итогах политического года и о том, как намерен встретить свой юбилей СЦБК.

- Николай Питиримович, признаюсь, я как раз из тех людей, которые не голосовали за вашу партию. Правда, я и ни за какую другую не голосовала...

- Конечно, это ваша право, но, согласитесь, есть здесь желание уйти от ответственности.

- Соглашусь. Сейчас, в случае чего, могу сказать: "Я никого не избирала".

- Но вы понимаете, что так бесконечно продолжаться не может?

- Увы, жизнь показала, что вот такое протестное голосование тоже результата не дает.

- Во всех цивилизованных странах партия - это связующее звено между народом и высшими органами власти. Без правящей партии не обходится ни одна демократия.

- Просто у нас еще сильны воспоминания о КПСС. Как раз не о лучших ее методах руководства.

- Монополизм компартии пугает до сих пор. Но также до сих пор осталось много людей, которые считают себя коммунистами, и это порядочные, честные люди. Вспоминаю - за простой вагона меня, замдиректора комбината, в райкоме "шлифовали" так, что ой-ой. Не всегда это была моя ошибка. И тогда было обидно. Но партия поддерживала дисциплину, ответственность. Сейчас очень много безответственности, нет дисциплины. Это просто опасно для страны.

- Вы понимаете ведь - сейчас, что бы ни произошло, спрос будет с "Единой России". Вы руководите крупным комбинатом. Стоило впрягаться еще и в этот воз?

- Не могу сказать, что меня вынудили пойти в политику. Нет. Так дорога повернула.

- А как и когда она повернула?

- Сначала вступил в "Единство". Но по-настоящему втянулся в политику, когда в 2000 году стал председателем инициативной группы по выдвижению кандидата в президенты страны.

- Кого вы выдвигали?

- Владимира Владимировича Путина.

- Даже не слышала, что вы возглавляли группу по его выдвижению.

- Да я как-то не особо распространялся об этом. Это был конец 1999 года. Мы тогда собрали 10 тысяч подписей. Помните, когда Путин уже победил, в его команде говорили, что самое сложное во всей выборной кампании - именно собрать подписи. На самом деле это так. Каждый листочек ведь подписывал. Так и окунулся в большую политику.

- Можно сказать - с легкой руки президента. Он вас как-то благодарил потом?

- Да, есть у меня благодарность от Владимира Владимировича. Тогда у меня появилась ответственность и перед людьми, и перед президентом. И мне не было стыдно за свои политические шаги - они все на виду, как и я сам. А год с лишним назад меня избрали секретарем областного комитета "Единой России".

- А вы не опасаетесь, что сейчас в партию пойдут штатные карьеристы, будут ее использовать для продвижения во власть?

- Опасаюсь. Нормально, когда люди в политику идут через партийную работу. Другое дело, когда партию используют. И не всегда мы можем понять, что за человек к нам пришел. Но потом все равно видно.

- Исключаете?

- И такое бывает.

- В прошлом году проходили выборы в облсобрание по партийным спискам. Вы ведь могли вписать себя первым в этот список. Так делали лидеры всех партий.

- Этот вопрос мне часто задают. Но партия тогда была заинтересована избрать людей, которые по финансовым возможностям не могут попасть в депутаты. Это люди, живущие в деревнях, в глубинке. И список был не таким уж длинным. Я думал, если буду сам в списке, то не смогу быть объективным арбитром.

- При такой нынешней нагрузке у вас остается время бывать на комбинате?

- На комбинате у нас сложилось сильная управленческая команда. Я могу на нее положиться и больше времени уделять партийной или общественной работе.

- А как вы себя чувствуете в роли собственника такого крупного комбината? Ведь к этой роли у нас никто никого не готовил.

- Не готовили. Я один из собственников, у нас на комбинате более трех тысяч акционеров. В моем мировосприятии ничего не изменилось. А приватизировали мы предприятие по тем документам, которые были в то время. И вспомните - приватизация была обязательна! Все об этом сейчас забыли. Нам тогда дали три месяца, за которые мы должны были собрать конференцию трудового коллектива, выбрать вариант приватизации и провести ее. Если бы мы этого не сделали, нас просто бы уволили, а это дело поручили бы кому-то другому. Это была политика правительства. Шел нелегкий 1993 год. Мы вообще не представляли, что и как делать. Опыта ведь никакого, а Москва торопит...

- И с чего вы начали?

- Я пригласил людей, которые в этом деле понимали больше. В частности, моего друга по юности, доктора экономических наук Александра Викторовича Пластинина. Помог мне и еще один замечательный друг - Юрий Алексеевич Малков, доктор наук, профессор. Он работал в Санкт-Петербурге, занимался проблемами целлюлозно-бумажной промышленности. Я его тоже тогда пригласил. И еще пригласил Станислава Алексеевича Второго, знал его по Соломбале, когда он был прокурором. Нам важно было соблюсти законность, а он человек в этом деле знающий и принципиальный.

- Слышала, ваш комбинат тогда чуть норвежцы не купили?

- Мы тогда проводили инвестиционный конкурс. Да, норвежцы предложили очень хорошие условия. За 40 процентов акций они инвестировали 35 миллионов долларов. Я пошел посоветоваться к председателю областного Совета, уважаемому мною Юрию Александровичу Гуськову. Он как затопал ногами: что это вы продаете Россию! А внутри страны тогда ведь вообще не было инвестиций. Мы пошли на компромисс, и пакет раздели на две части, то есть к продаже готовили 20 процентов акций. Подготовили документы и поехали в Санкт-Петербург. Это было в конце сентября, жили мы в гостинице "Прибалтийская". Второго октября мы обо всем договорились, осталась чистая формальность, поставить подписи. Оставили это дело назавтра. С опыта знаю - нельзя ничего "обмывать" наперед! А мы "обмыли". Пришли зав-тракать. Наша российская сторона в полном составе, а иностранцев - никого. Это было третьего октября 1993 года. Мы ничего понять не можем. А нас спрашивают - вы что, телевизор не смотрите? Признаться, нам было не до него. Включили. А там стреляют по Белому дому. Оказалось, что ночью пришла телефонограмма - всем иностранцам покинуть Россию.

- Может быть, это и к лучшему? А так двадцать процентов акций за рубеж ушло бы.

- У нас сейчас половина целлюлозно-бумажной промышленности иностранная. Ничего страшного в этом нет, бумаги еще больше стало. Но мы тогда реальных денег на реконструкцию комбината не получили. Команда, которая собралась, понимала, что надо справляться своими силами. Готовили мы сами план приватизации, инвестиционные конкурсы...

- И все же ваш план приватизации подвергался сомнениям.

- Кто только не сомневался! Генеральная прокуратура нас три раза проверяла, Счетная палата, и газеты на нас "выспались". В чем нас только ни обвиняли... Нам и смешно было оправдываться, и обидно до боли. Мы все это прошли, все переболели. И мы выстояли. Сегодня предприятие самодостаточное, развивающееся, не требует суперинвестиций.

- Вашему комбинату - 70 лет, он старейший в области. Это, конечно, здорово, что такое предприятие выстояло и развивается. Но говорят, что выгоднее его было бы закрыть и построить новое.

- СЦБК задумывался и строился для утилизации отходов лесопиления. Сегодня, слава Богу, свалок дымящихся почти не осталось. В 1936 году наш комбинат был самый-самый. Проектная мощность - 60 тысяч тонн целлюлозы. И тогда она уже шла на экспорт. В конце 60-х годов предприятие построило новые мощности, выпускалось 260 тысяч тонн целлюлозы. Во время приватизации у нас не было оборотных средств. Перейти из государственного финансирования на самостоятельное ведь очень сложно. А нас никто не поддерживал. И мы упали в производстве до 40 тысяч тонн. Были и задержки в зарплате. Теперь мы вышли на 240 тысяч тонн, и стабильно работаем.

Что касается реконструкции. По европейскому подходу целлюлозно-бумажное производство работает 20-25 лет. Рядом с заводом оставляется площадка, пока этот завод работает, проектируется и строится новый. Потом новый пускается, старый убирается, площадка чистится, и через 25 лет снова строится новый завод. Правильно строить надо было вот так. Но мы привыкли к латанию дыр. Вот яркий пример. Во время войны к нам доставляли продукцию на теплоходах класса "Либерти", это пароходы одного рейса. А они у нас ходили потом по 20-30 лет! Отцы моих друзей ходили на этих судах. Подход был такой - на ремонт денег не жалели. Хотя выгоднее так: отработало оборудование - сняли его, новое поставили. В какой-то мере мы это сейчас делаем.

- А не думали вы действовать по европейскому образцу - предприятие снести и построить новое?

- Чтобы построить такой завод, надо 200 миллионов долларов. У нас нечего заложить, чтобы привлечь такие инвестиции.

- А продать пакет акций?

- Да, мы можем сконцентрировать его и продать. Но наше законодательство сегодня таково, что ино-странные инвесторы идти боятся. У нас прекрасные взаимоотношения с партнерами, но на такие инвестиции они не решатся. Помочь могут - давали нам кредиты беспроцентные, чего не делало родное государство. Нам верят на слово, мы никогда никого не подводили. Но сегодня мы можем обойтись своими силами. Мы уверенно стоим на ногах, у нас прекрасный рынок сбыта, нормальные технологии, есть планы реконструкции, не один десяток миллионов долларов вкладываем в обновление производства.

- А вы не сталкивались с недружественными захватами?

- Нас никто никогда не захватывал. Есть дверь, в которую можно войти и договориться о покупке, если что-то продается. Но мы не ведем никаких переговоров на этот счет.

- Вообще в лесопромышленном комплексе сейчас жесткая конкуренция?

- Конкуренция есть. Но она написана все же сегодня не кровью, а чернилами.

- Вас часто обманывают?

- Наверное... Но все же я не растяпа. Я хочу доверять. Первое впечатление о человеке обычно у меня хорошее, хотя жизнь-то многому учит. И все же лучше доверять, чем постоянно подозревать.

- Вас часто называют "красным директором" за то, что существенно поддерживаете социальную сферу в округе и людей, которые у вас работают. А правильно ли это? Как сейчас говорят, "мы платим налоги, а остальное - дело государства".

- Социальная ответственность - это не одежда, которую снял, бросил, другую надел и ни за что не отвечаешь. Я все время помню, что эти проблемы на мне висят. Не могу отмахнуться: ребята, мы перешли в капитализм, живите, как хотите. Правда, был в Китае в прошлом году - там много строится целлюлозно-бумажных комбинатов, государство делает все, чтобы туда шел капитал. Разговаривал с директором одного из таких комбинатов о социальной поддержке рабочих. Он говорит - мне наплевать, где спит и что ест рабочий после того, как он покинет проходную. Что положено по договору, я предоставлю, а дальше не мое дело.

У нас исторически сложилось по-другому - росло предприятие, росла и социальная сфера. Потом ее передали на баланс города. Делали все это согласно законодательству того периода. Условия - капитальный ремонт, готовность ЖКХ. У нас были самые лучшие садики в городе, они тоже были переданы. Спортивный комплекс был передан школе. Он в хорошем состоянии, и сейчас его поддерживаем, понимаем сложность бюджета города. Единственное, что мы не передали - это профилакторий. Он непосредственно связан с деятельностью СЦБК. У нас есть график, по которому люди могут отдохнуть, подкрепит свое здоровье. Комбинат дотирует профилакторий, он не окупается.

- Вы сказали, что в бизнесе конкуренция написана не кровью, а чернилами. А в политике?

- Не скажу, что кровью, тоже чернилами, но не очень благовонными. Для меня, достаточно откровенного и доверчивого человека, многое в политике просто поражает и огорчает. Очень переживаю за все - я ведь здесь прожил всю жизнь, в городе хорошо знают моих родителей, здесь живут мои дети и внуки...

- На прошлых выборах мэра вы поддерживали Петра Петровича Орлова, он проиграл. Нилов, ваш бывший зам, тоже не пользовался особой популярностью в городе...

- Орлова не избрали, ну и что? Это дело народа. Орлова многие поддерживали, включая губернатора. А Нилова избрал кто? Сами жители города. Возможно, в то время он был наиболее подготовлен, если ему отдали предпочтение. По поводу Орлова до сих пор убежден, что он был и остается наиболее сильным и подготовленным специалистом, способным решать городские проблемы. Но смотрю на городскую политику Александра Донского и думаю - а может, и правда, время пришло заняться внешним обустройством города? Значит, его предшественники Балакшин и Нилов все хорошо отрегулировали, не оставили серьезных проблем, которые надо решать немедленно. Ведь понимаем, что это не одним днем делается. Им и спасибо можно бы сказать. А у нас уж принято - предыдущий руководитель, как минимум, дурак.

- Мы начали разговор о доверии и ответственности. Да, важно, чтобы люди власти доверяли, а она несла ответственность за свои дела. Но, видимо, приходит время, ко-гда и избиратели должны понимать - они тоже отвечают за дейст-вия власти, которую избирают. Иначе какой смысл в выборах?

- Да, думаю, такая обоюдная ответственность очень важна. И важно, чтобы от нее не уходили ни власть, ни избиратели.

Беседовала Светлана ЛОЙЧЕНКО