|
Северный комсомолец
21 декабря 2007 (50)
Светлана ГАВРИЛОВА.
Сироты-братья и сироты-сестры
В воскресенье в Поморском культурном центре впервые показывали легендарный спектакль "Братья и сестры". Шестичасовая сценическая дилогия
завершила фестиваль театрального искусства имени Фёдора Абрамова. Предваряя спектакль, постановщик, художественный руководитель
Академического малого драматического театра Санкт-Петербурга Лев Додин рассказывает, как они с труппой искали в Архангельской области деревню
Пекашино. А нашли - Верколу. И поселились в ней надолго, и влюбились в нее. И потом всё рвались на Север. Я стою в зрительном зале и думаю, что
нужно попробовать спросить у Додина, почему "Братья и сестры" "доехали" до своей малой родины только теперь - ведь постановке больше двадцати лет.
Но вот по ходу спектакля маленькая Татьянка Пряслина спрашивает, показывая на буханку в руках брата Михаила: "Мама, что это?" - "Хлеб". -
"Настоящий?" В зале - смех. И понятно, что до Абрамова в постановке Додина мы дозрели, как "дозревает" запущенная болезнь до хирургического ножа.
На сцене на четырех тросах подвешена высокая, в два человеческих роста, бревенчатая стена. Она очень похожа на обычную стену деревенского дома, но без окон. На переднем плане
- простые распашные ворота из жердей. И скворечники по всей сцене, маленькие скворечники на неестественно длинных "ногах". Они пустые, и в их круглых черных окошках -
тотальное сиротство. На протяжении всех шести часов здесь почти не будет отношений отцов и детей, мужей и жен. Сломаются все любовные линии. Останется только одна
бесконечная горизонталь - осиротевшие братья и сестры.
Со слов "Братья и сестры!" начинается всё действо. Это обращение доносится не то по радио, не то из громкоговорителя, и дальше слова о том, что все силы нужно бросить на разгром
врага. На стене, как на экране, бегут кадры: победа, фронтовики возвращаются домой, смеющиеся женщины в нарядных платьях бросают им цветы, звучит марш. Стена поднимается.
За ней - послевоенная деревня Пекашино. Женщины и дети в ватниках, платках, немыслимой стоптанной обуви. Кричат журавли. Гудит пароход. Пронзительный крик:
"Вернулись!" - изнанка победного кино. Вернулись не мужья и отцы, вернулись с лесозаготовок Миша Пряслин (Петр Семак) и Егорша (Сергей Власов). Обоим еще нет
восемнадцати, и они единственные в Пекашино здоровые работоспособные мужики...
Горькая тема "бабьего царства" в постановке Додина - это, как сказали бы раньше, "красная нить". Тяжело растить одной детей, тяжело валить лес, пахать и сеять - и тяжело без
любви, без мужской ласки, тепла. Спектакль по самые краешки наполнен откровенными, двусмысленными частушками - чаще всего их поет красивая, смелая, разбитная Варвара
Иняхина (Наталья Фоменко), муж которой тоже не вернулся с войны. И Варвара же, когда женщины отдыхают во время сева, рассказывает притчу, как бабы устали от такой нелегкой
жизни, построили лестницу и "делегировали" на небо, к Богу, самую смелую - о бабских бедах рассказать. Высоко "протянутые" вверх пустые скворечники здесь - как причудливая
иллюстрация к притче. Сцена продолжается весело: кто-то командует "куча мала!" - и женщины принимаются щекотать друг друга, хохоча и визжа. Потом падают вместе на землю,
и в этом такая тоскливая попытка согреться... И дальше снова сев. Бревенчатая стена наклоняется, превращается в пригорок. На этом пригорке, двигаясь синхронно, как в танце, бабы
запускают руки в холщовые сумки, вынимают оттуда невидимые семена, взмахом разбрасывают вокруг себя это ничто, этот воздух, пустоту. Лишь под самый финал сцены из рук
летит настоящее зерно - так летит, как не сеют, а осыпают на выходе из церкви молодоженов...
После пьяного деревенского праздника Варвара и Миша Пряслин оказываются у Варвары на повети. Стена висит над ними, как крыша, они лежат, обнявшись, по пояс раздетые, а
вокруг суетится колхоз "Новая жизнь". Люди переносят с места на место какие-то доски, скамейки, разную рухлядь, а под стеной дышит любовь. Любовь Миши и тридцатилетней
Варвары возмутит деревню, председатель колхоза Анфиса Петровна (Татьяна Шестакова) отдаст Варваре паспорт и попросит уехать в город. Варвара уедет - вместе с вернувшимся с
войны нелюбимым мужем Анфисы Григорием (Владимир Артемов). За выписанные односельчанам четыре мешка пшеницы попадет под суд новый председатель Иван Дмитриевич
Лукашин (Сергей Козырев), которого любит Анфиса Петровна. И недолго проживут вместе сестра Миши Лизавета (Наталья Акимова) и Егорша. Ни от одной любви ничего не родится
- всё пустоцвет. И вот стоит у тяжелой рубленой стены Михаил Пряслин - а к нему подходит отец (Виталий Пичик). Михаил обнимается с отцом, а с другой стороны идет к нему
Варвара. И Миша поднимает Варвару на руки и как невесту несет в дом. Поднимается стена. Вся семья Пряслиных, нарядная, за столом. Молодых осыпают зерном, отец ломает на
куски большой каравай мягкого белого хлеба... Гудит пароход, и бабы с детьми кричат: "Вернулись!" - и по проходу в зрительном зале на сцену бегут фронтовики. Гаснет свет.
Михаил хрипло кричит, стена опускается...
Все шесть часов актеры работают на разрыв аорты, настолько мощно и точно, что зрители, которые пришли "смотреть постановку по Абрамову", от литературного первоисточника
отключаются. На сцене жизнь здесь и сейчас. Вот уполномоченный из города Гаврила Ганичев (Адриан Ростовский) ходит по дворам колхозников, подписывает их на государственный займа.
У Ильи Нетесова (Анатолий Колибянов) маленькая дочь больна туберкулезом, а Ганичев называет непосильную сумму заема - 1200 рублей. По залу прокатывается потрясенное: "А-ах!".
Спектакль натуралистичен, Додин не пренебрегает даже запахами. Вареное мясо на деревенском празднике настоящее, его выносят в дымящихся горшках, от которых идет горячий
сытный мясной дух. В сцене в бане Миша и Егорша обливаются водой, хлещут себя вениками, из кадушек валит пар, а актеры в самом деле догола раздеты. На протяжении всего действа
мужики натурально курят, умываются, бреются, женщины выжимают и развешивают действительно мокрое белье. Плюют друг другу в глаза жители Пекашино тоже по-настоящему...
Натурален пинежский говор. "Ненатуральный" в додинских "Братьях и сестрах" только возраст героев: Петр Семак и Сергей Власов начали играть восемнадцатилетних Мишу и Егоршу
двадцать лет назад. Впрочем, Егорша Сергея Власова и сейчас сомнений не вызывает: он сложный, обаятельный, комичный, бессовестный, жестокий - и бесспорно молодой. Возраст
Петра Семака, скорее, все больше становится символом: Миша в семье остался за отца с четырнадцати лет, в двадцать он уже заменяет председателя колхоза, когда тот уходит на
лесозаготовки.
В финале Михаил собирает подписи под письмом в защиту председателя Ивана Лукашина. На сцене колхозники говорят о нем в зал правильные, хорошие слова. Но когда речь заходит
о том, чтобы под письмом подписаться, никто не соглашается. Подписаться - значит "подмахнуть" самому себе смертный приговор. Это же "коллективка"! Без лишних раздумий
письмо подписывает лишь сестра Миши Лизка, хотя ее никто об этом не просит, хотя и брат, и Егорша криком кричат, что этого делать нельзя. Миша потрясенно спрашивает, зачем
она это сделала - Лизка тихо говорит: "Лучше совсем на свете не жить, чем без совести-то..." Это последние слова, которые звучат в спектакле. Егорша собирает чемодан и уезжает
от жены. Брат и сестра остаются...
| |