Северный комсомолец
9 мая 2008 (18)
Анна ГЕРМАНОВА

"Я поняла, что Павлик умер..."

Это была последняя смерть в семье. До этого маленькая Валя в блокадном Ленинграде потеряла сестру, отца и мать, которые умерли от голода. А она сумела выжить...

Сейчас Валентина Георгиевна Савельева живет в Архангельске. Она - одна из старейших работников ООО "РН-Архангельск-нефтепродукт", пенсионерка.

Рассказ Валентины Георгиевны показался нам настолько цельным, что мы публикуем его без купюр, от первого лица - как монолог о том, КАК ЭТО БЫЛО:

- В Ленинграде мы жили в районе Полюстрово, и детишками полоскали пятки в минеральной воде. Сейчас ее разливают в бутылки, завод там открыли.

22 июня, когда объявили по радио, что началась война, мы гуляли с детьми во дворе. Начали плакать, и взрослые тоже. Дети знали по рассказам, а многие взрослые уже побывали на финской войне. Отец мой как раз воевал, вернулся с контузией, оттого и остался работать в тылу.

В 1942-м меня, 12-летнюю, младшего брата (три годика) и старшую сестру (13 лет) эвакуировали под Ленин-град, причем всех в разные места. Родители остались в городе. Когда стало известно, что немцы подобрались к Ленинграду, родители нас разыскали, привезли домой.

Вернулись. Хлеб уже выдавали только по карточкам. К зиме начался голод. Мама работала на заводе имени Сталина и потихоньку выносила из столовой, привязывая себе на живот, дуранду - жмых, корм для коров и лошадей. Ели и клей для обоев. Он шел со слюдой от клопов, так сначала просеивали, а потом варили.

Каждое утро я вставала в пять часов, одевалась - валенки, шубейка, шапка с длинными, как у зайца, ушами - и шла занимать очередь за хлебом. Магазин открывался в восемь часов. Сестра потом подменяла. Однажды отстояла очередь, отдала сестре карточки, а через несколько минут карточки у нее из рук выхватили. На месяц семья осталась без хлеба.

Я заболела двусторонним воспалением легких. В бреду мне сон приснился, хорошо его помню. Моря за всю жизнь не видела, а тут - море, и вся семья на плоту. Тонут, а я им с берега кричу: "Давайте руку!". Сильно болела, а пенициллин был только для раненых. Даже справку родителям уже выписали, чтоб меня хоронить, гроб заказывать. Но как-то выкарабкалась.

Мы постоянно дежурили на крышах. Нас обучали, как зажигательные бомбы хватать специальными щипцами и бросать в ящики с песком, но мне не довелось.

Отец домой почти не возвращался - буквально жил в цеху. Они делали порох для фронта. В один из дней отец пришел, снизу кричит: "Валя! Помоги подняться". У него стали ноги отказывать. Кое-как дотянула его до дома. Утром обнаружилось, что сестра умерла от голода. Отец достал свои рабочие карточки, дает мне: "Принеси хлеба". Принесла. Отец съел свой кусок и умер. На следующий день умерла мама. У нее один глаз открытым остался, и сначала я решила, что она спит, и укутала покрепче одеялом.

Нас с братом Павликом забрали в детский дом. Там он сразу заболел дизентерией. Я сама ему жгла хлеб в печке, с водой размешивала и его поила. Сама тоже хлеб жженый солью наведу и пью, опухла вся. Брата забрали в госпиталь. Каждый день я его навещала, а он жаловался, что "жжет внутри". Потом нянечка сказала, что красивого мальчика сегодня выносила, "чистенький такой!". Я сразу поняла, что Павлик умер. Детей умерших в подвале штабелями складывали до прихода грузовика, а потом хоронили в братских могилах. Побежала в подвал, и нашла-таки брата, на нем сверху уже трое лежало. Из последних сил его вытащила и упала без сознания, там меня воспитательница и нашла.

В детдоме кормили три раза в день - полстакана затирки (мука ржаная с водой) и кусочек хлеба. В хлебе было много бумаги, даже клетки тетрадные было видно.

Потом, чтоб меня взяли в ремесленное училище, воспитательница приписала мне год, там карточки были посерьезнее и кашей кормили овсяной "жуй-плюй". Буфетчица тетя Клава меня очень любила, домой водила подкормить, да и порции побольше накладывала, я ей дочь умершую сильно напоминала. Училась на фрезеровщика, работала в ночные смены вместе со взрослыми. Мастер для меня и таких же еще двух детдомовских дев-чонок талоны на еду у рабочих выпрашивал. Мы поедим и тут же за столом засыпаем, а он включит станки самоходные и план за нас делает. Часов в пять утра поднимет, каждой в руки по метелке: "Метите, и чтоб порядок был!"

После войны решила работу искать подальше от Ленин-града, жить было негде, дом наш сломали, а на новом месте можно было денег заработать и получить комнату. На вербовочном пункте по-знакомилась со своим мужем Виктором, с ним и поехали сначала в Архангельскую область. На станции Мудьюга я шпалоукладчицей работала. Отсюда на целину с мужем поехали. Там я долго не протянула. Собрала детей, сына с дочкой, и обратно в Архангельск. С поезда сразу в администрацию, к депутату какому-то пришла: "Дайте работу". И как раз телефон зазвонил, кто-то на том конце провода спрашивал, нет ли доярок, а он возьми и скажи: "Есть. Сейчас отправлю к тебе доярку, только у нее детей двое, им комната нужна".

Так мы попали на Черную Курью. Мне дали 17 коров, а я и не знаю, как к ним подступиться. Со временем приноровилась. А через восемь месяцев наш целинник нас нашел. Жизнь потихоньку наладилась.

Когда я попала на работу на Сульфатскую нефтебазу, то работала сначала на АЗС 6, на Объездной, затем на АЗС 5 в Соломбале. По-слали меня в Омск учиться на старшего оператора. После этого моя заправка стала передовой. Я девчонкам своим даже компостеры доставала железнодорожные, чтоб быстрее талоны гасить-пробивать. Затем мне предложили должность заведующей санпропускника на нефтебазе. На мне были хозслужба, уборщицы, прачечная. Первый директор - Попов - толковый был руководитель. При нем все там отремонтировали, порядок навели.

Следующий директор - Петров Николай Алексеевич - задачи изменил: "Будешь, Георгиевна, есть варить и солдат кормить" (тогда их много на нефтебазе работало). Поросят завели, чтоб мясо свое было, теплицу оборудовали... Работы всегда было много, и мне это нравилось. Когда мы шли с директором Петровым, например, деревья подрезать, люди говорили: "Вон директор со своим заместителем идет". Нужно было соответ-ствовать.

Последние три года Валентина Георгиевна на улицу выходит только летом, а в основном "гуляет" дома у окошка. Хотя, как многие коренные ленинградцы старшего поколения, по-прежнему верна привычке курить "Беломор". У нее пятеро внуков, большая семья. И на родном предприятии Савельеву помнят и говорят о ней с большой теплотой и уважением - "наша Георгиевна". И Валентина Георгиевна о людях не забывает. На праздник 9 мая она, как обычно, напечет пирогов с капустой и передаст на родную нефтебазу.

Анна ГЕРМАНОВА