Бумажник
12 июля 2008 (28)

Студенческое СЧАСТЬЕ

Опубликовано на сайте 10 июня 2011 г.

Факты недавней истории кажутся ярче и образней, когда они озвучены устами непосредственного очевидца недавней, но уже ушедшей истории. Сегодня о пройденных годах и людях минувшей эпохи нам рассказывает бывший генеральный директор Архангельского ЦБК Владимир Арамович ИШХАНОВ. Он заступил на свой высокий пост в те времена, когда наш комбинат обладал 12-тысячным рабочим коллективом. Помимо производственных задач Ишханов уделял особое внимание социально-бытовой сфере, а потому немало способствовал, чтобы городок бумажников приобрел современный облик.

Я родился в июле 1934-го в знаменитой Ферганской долине, в 25-ти км от Андижана, одного из областных центров Узбекистана, который располагался рядом с киргизской границей. Моя мать - Антонина Фроловна, русская по национальности - бежала из семьи родного отца, спасаясь от неравного брака, навязываемого родителями. Податься в Среднюю Азию её позвала подружка. Здесь она и повстречала моего отца. Папа тоже не был "автохтоном". Вместе со своим многочисленным семейством перебрался в Узбекистан из армянского Нагорного Карабаха. Эта смена мест обитания связана с политическими процессами, происходившими во времена I Мировой войны в Закавказье, когда мусульмане устроили жестокую резню христиан-армян.

Отец и мать закончили только начальную школу, что не помешало им вырастить и дать образование детям. Отец был уважаемым человеком среди руководителей районного центра и профессионалом в области шелководства. Мама всю жизнь была домохозяйкой, "хранительницей очага". Благодаря ей наша семья нормально питалась, одевалась и чувствовала постоянную заботу.

Жили мы в небольшом двухкомнатном кирпичном доме, который располагался на территории местного предприятия, огороженного по периметру глиняным забором. Отцовского заработка семье не хватало, но мать вела еще и приусадебное хозяйство. На дворе всегда было много кур, уток и гусей. Больших хлопот они не доставляли, а наше семейство постоянно располагало запасами мяса и яиц. Помнится, как в детстве гуси не давали мне прохода. Стоило появиться - они устраивали погоню, щипали и даже роняли на землю. Вскоре на территории сезонно работавшего предприятия появились хозяйственные постройки, в которых мы смогли держать и корову с теленком.

Первым ярким впечатлением детства осталась, конечно, война. Люди толпами собирались у репродукторов и слушали последние известия с фронта, который гремел взрывами за тысячи километров от Узбекистана. Помню: стоит отец с товарищами, слушает новости, а там: "Оставили Минск, покинули Киев"... Он раздосадованно хлопает ладошами и, качая головой, отходит от радиотранслятора.

Тогда была одна война и одна беда на всех. Не забыть, как с гордостью чествовали героев в кишлаках республики, сражавшихся на полях Великой Отечественной войны. Только сегодня, когда развалился великий Советский Союз, понимаешь, что значит дружба народов, при которой представители разных наций готовы делиться последним куском хлеба.

Как только зашумела война, Узбекистан стал наполняться эвакуированными. Сюда, подальше от западных границ, перевозились стратегические заводы, которые на пустом месте разворачивали свои мощности и уже через несколько месяцев начинали выпускать продукцию для армии. Руководители республики встречали все эшелоны, которые им предлагали разместить, тогда как другие регионы Средней Азии отказывались принимать заводы и поселять персонал, ссылаясь на предел возможностей. Узбекские партийные начальники здраво полагали, что после войны эти предприятия навсегда останутся на новом месте. Время доказало их правоту. Республика после Победы из чисто аграрной превратилась в индустриальную. А вкупе с такими полезными ископаемыми, как газ, нефть, уголь, золото, урановые руды, с благодатным климатом и эффективным сельским хозяйством этот край стал процветать.

Голодных в Узбекистане в военные годы не было. "Ташкент - город хлебный" - сложилась поговорка в СССР, которая подчеркивала привилегированное положение нашей республики, не знавшей бескормицы.

Дети Ишхановых взрослели. Вскоре семейство получило полгектара земли, на котором заложили фруктовый сад с виноградником и построили просторный дом из глиняного кирпича, формовавшегося и сушившегося тут же в саду. Увеличилось количество скотины - появились телята и барашки. С братом я делил обязанности по выпасу "рогатого имущества". Один бегает с хворостинкой до обеда, другой - после.

В области русских и представителей других национальностей насчитывалось немного - всего 3,6%, поэтому здесь располагалась только одна семилетняя русская школа. Выпускники этого образовательного учреждения впоследствии поступали в общую школу, дававшую среднее образование. Располагалась она в поселке нефтяников, в десяти километрах от районного центра. Пришлось столкнуться с проблемой нехватки педагогов. Преподаватели иностранного языка до восьмого класса вообще отсутствовали.

Несмотря ни на что, мы радовались жизни. Оставалось время, чтобы погонять тряпичный мяч с друзьями. Затем пришла "мода" на волейбол и шахматы, которыми мы увлекались в местном Доме пионеров до самозабвения.

Текло время, наступила пора выбора жизненного пути. Однажды мои одноклассники увидели в центральной "Правде" объявление, что Высшая военно-морская медицинская академия набирает курсантов, и решили после окончания школы, в 1951 году, отправиться "покорять" город на Неве. Не последнюю роль в этом сыграло то обстоятельство, что проезд, а в случае поступления, и полное содержание были за государственный счет.

Однако престижное учебное заведение штурмом взять не удалось. Я, раздосадованный, подал документы в Ленинградский ветеринарный институт - не возвращаться же домой с поражением! Но скоро покинул и его стены, осознав, что это совершенно не моя стезя.

Пропустив год и набравшись сил, а главное - веры в себя, попытался вновь направить свою судьбу по карьере военного и отправился поступать в Высшее военно-морское училище им.Фрунзе. Опять неудача. По дороге в Ленинград серьезно заболел и не прошел медицинскую комиссию. После стольких мытарств мне, наконец, посчастливилось стать студентом Ленинградского технологического института, где выдержал вступительные экзамены и преодолел конкурс. Учиться на первых курсах оказалось совсем непросто. Многие не справлялись с нагрузкой и отчислялись. Каждый год изучали очередной курс химии, технологию производства целлюлозы, бумаги, картона. Учился упорно, с интересом познавая новое. Только времени не хватало - у сна занимал.

Студенческое общежитие располагалось в полутора часах езды от института. Три часа драгоценного времени приходилось тратить только на дорогу в "альма- матер" и обратно. Сколько можно было увидеть в старинном городе за эти минуты, сложившиеся в месяцы, которые были проведены в трамваях! Сегодня по- доброму завидуешь современным студентам, живущим в девятиэтажных общежитиях рядом с учебными аудиториями. Но, несмотря на хроническую занятость, когда постоянно торопишься с очередного коллоквиума на лабораторную работу, еще находил время, чтобы поиграть за институтскую волейбольную команду. Ходил в театры, посещал музеи. Даже денег хватало - стипендию получал, плюс из дома 20 рублей ежемесячно высылали. Что еще нужно для студенческого счастья?

Первое ЗНАКОМСТВО

Мое первое знакомство с настоящим бумажным производством состоялось на Окуловской фабрике, что в Новгородской области. Это предприятие было построено еще до отмены крепостного права, в 1851 году. Курьезно, но тогда здесь выделывали бумагу из оттопков (обносков) крестьянских лаптей. Впоследствии, когда контроль над фабрикой получили знаменитые сахарозаводчики Рябушинские, здесь была проведена модернизация, и производство усовершенствовалось по последнему слову техники начала XX века. Перед Первой мировой войной Окуловское предприятие стало крупнейшим поставщиком бумаги для царской России. Однако уже к середине столетия фабрика безнадежно устарела и служила не лучшим примером для начинающих инженеров. В производственных корпусах были духота и темнота, но для меня, новичка ЦБП, даже это неказистое производство было познавательным зрелищем.

Следующая практика оказалась не в пример первой. Группу студентов, в которую входил и я, направили на калининградские сульфит-целлюлозные комбинаты 1 и 2, суммарная мощность которых была равна Архангельскому сульфит-целлюлозному заводу. Эти прибалтийские предприятия выпускали беленую и небеленую целлюлозу, разные виды бумаг. Я был определен на ЦБК 1, где впервые познакомился с Алексеем Корнеевичем Кабечим, главным инженером предприятия и будущим начальником нашего Главка. Он вместе с коллегами впервые сконструировал, смонтировал и вел пусконаладочные работы печи по сжиганию серного колчедана в кипящем слое. Эта технология позволила снизить трудоемкость работ и значительно улучшить условия труда в кислотном цехе.

Сегодня, к сожалению, Калининградского ЦБК 1 не существует. В годы экономического кризиса нашлись люди, которые способствовали развалу важнейшего комбината. В своих интересах они демонтировали еще не успевшее устареть оборудование, часть которого была распродана, а часть просто сдана в металлолом.

Старый Кенигсберг заставил себя полюбить. Этот город состоит из неприступных фортов и системы подземных сообщений. Мы увидели его в руинах десять лет спустя после того, как наши войска изгнали с узких улочек фашистских недобитков. Принимал участие в тех славных событиях и мой дядя, младший брат отца. В минуты отдыха часто странствовали по этому портовому городу, посещали дом Канта и "Охотничий домик" Геринга, гуляли неподалеку от памятника Шиллеру. Как-то незаметно я потерял голову от этого янтарного края, бесконечных и удивительных песчаных пляжей.

Последнее преддипломное знакомство с целлюлозно-бумажным производством я с большой группой студентов прошел на Архангельском комбинате. Это предприятие произвело на нас положительное впечатление, а начавшееся строительство второй очереди сульфит-целлюлозного завода с бумажным производством окончательно повлияло на мой выбор будущего места работы.

По распределению

По направлению от Ленинградского технологического института на АЦБК нас приехало четыре человека. Меня и моего однокурсника Сашу Белякова определили в кислотный цех. Мне пришлось начинать свою карьеру с простого слесаря, потому что я, инженер-технолог по специальности, не хотел занимать должность механика цеха, как предлагало руководство комбината. Мои первые наставники - начальник цеха А.И. Жолобов и механик К.И. Мишарин - определили меня к опытным ремонтникам, которые специализировались на наладке основного технологического оборудования. Условия работы были весьма тяжелыми, но очень интересными для начинающего специалиста. В этом многофункциональном цехе, помимо производства варочной кислоты, я познал технологию обжига извести и производства известкового молочка, захоложенности воды на аммиачных установках, методику выработки технологического и товарного кислорода.

Самыми капризными из всего оборудования были американские эксгаустеры, создававшие глубокий вакуум для башен Гиллера и вращавшиеся со скоростью 7 000 оборотов в минуту. Их ремонтировать и, главное, центровать мог только один слесарь по фамилии Люц. У него всегда возникали проблемы, когда приходило время очередного отпуска - не хотели даже на время отпускать столь незаменимого профессионала.

Я благодарен всем моим производственным учителям, которые помогли освоить азы работы на предприятии, они, как и остальные ветераны первой очереди АЦБК, были настоящими первопроходцами. В тяжелейших условиях им приходилось осваивать несовершенное технологическое и энергетическое оборудование, оставаясь при этом настоящими патриотами своей страны.

Экзамены на ПРОЧНОСТЬ

Вскоре меня назначили бригадиром слесарей. Механиком кислотного цеха так и не стал. Дело в том, что подходили к завершению строительно-монтажные работы по возведению турмийного отделения, и мне в ранге заместителя начальника цеха поручили курировать этот сдаточный объект.

Опять с головой ушел в работу, подарившую новые знакомства. Вскоре познакомился с Валентином Петровичем Батраковым - прекрасным специалистом и организатором, ставшим впоследствии заместителем министра ЦБП. Долгие годы нас связывали хорошие товарищеские отношения.

Вспоминается интересный случай на заре трудовой биографии. Однажды у директора АЦБК А.А. Дыбцына шла бурная планерка. Заседание затянулось, и я потерял контроль над временем. Оказалось, опаздываю на собственную свадьбу. Хорошо, родственники невесты позвонили директору и сообщили, что моя суженая заждалась в поселковом загсе. Срочно на директорской машине меня доставили на церемонию бракосочетания. Зато свадьба была весьма представительной. В качестве почетных гостей за свадебным столом присутствовали Дыбцын и главный инженер предприятия С.Ф. Мельников. На всю жизнь я запомнил, как супруги Мельниковы проникновенно исполняли трогательный романс "Гори, гори, моя звезда".

С большим сожалением мы проводили Сергея Федоровича на министерскую должность. Своеобразной данью памяти этому человеку годы спустя стала наша с Б.М. Ценципером инициатива назвать улицу в честь этого главного инженера, приложившего немало сил для Архангельского ЦБК. После Мельникова пост главного инженера предприятия занял С.С. Карасик.

Между тем заканчивались работы по реконструкции кислотного цеха, начались гидравлические испытания отстойников турм, трубопроводов и вентиляторов. Вскоре объект был принят в эксплуатацию, но трубы в местах сварочных швов продолжали пропускать кислоту, оставляя сильную загазованность. В этих условиях работники с боевым напором осваивали новые технологии. На созидательный труд вдохновлял и министр ЦБП Георгий Михайлович Орлов, заявивший на предвыборном собрании по его выдвижению кандидатом в Верховный Совет СССР о том, что наша задача - ликвидировать почти столетнее отставание от передовых стран. В моей памяти этот человек остался удивительным руководителем и одним из лучших министров.

Спустя три года после того, как я пришел на АЦБК, меня назначили начальником кислотного цеха, а через два месяца ждало большое испытание.

Сегодня мне сложно представить более страшной беды. В моем цехе произошел групповой смертельный случай. Это был первый инцидент в отрасли, когда погибали люди в кислотной турме от скопившегося углекислого газа. Меня и начальника смены Г.М. Паршина осудили на два года условно с 20-процентным удержанием из заработной платы. Также норма закона предусматривала, что в случае повторения несчастий, наш условный срок становился реальным... Через полгода подобное чуть не произошло. Обвалилось перекрытие второго этажа на то место, где недавно проводились ремонтные работы бригадой слесарей. Вскоре я решил поменять работу.

Сложная РАБОТА

На новой должности ждали и новые заботы. Так, после командировки по обмену опытом на Котласский ЦБК ожидал сюрприз. Меня, как секретаря парткома, пригласили в ЦК КПСС сделать отчет по мобилизации коллектива комбината на освоение новых мощностей. Говорить требовалось о наболевшем. Производственные резервы второй очереди сульфит-целлюлозного завода осваивались слабо, и центр требовал объяснений. Для подготовки к отчету на комбинат прибыл инструктор ЦК Родионов. Сроки предоставления неоднократно менялись и переносились. Вместе с тем моя партийная работа шла своим чередом. Казалась мне интересной и нужной, влияющей на все стороны работы и жизни коллектива. Наконец, известили, что через два дня необходимо выезжать в Москву. Сразу началась организационная "горячка". Пугали даже, что на заседание ЦК может подойти сам Хрущев. Последние строчки отчета дописывали поздно вечером, уже в гостинице, с главным инженером Архангельского ЦБК С.С. Карасиком.

В ЦК мне было предоставлено слово для основного доклада. Член ЦК Капитонов несколько раз прерывал и задавал вопросы. Первый вопрос от него последовал, когда я сказал, что БДМ-4 будет хорошо работать, если мы установим дифференциальный привод. Он спросил: "У вас для этого есть валюта?" Я ответил, что есть, потому что более 40% продукции мы поставляем за границу. Он парировал: "Молодой человек, вы не путайте. Это не ваши деньги!" Второй вопрос касался качества работы гендиректора комбината Дыбцына. Я ответил, что считаю его неутомимым тружеником, достойным руководителем, у которого даже хобби нет, кроме должностных обязанностей.

Правда, у председателя нашего совнархоза Тимофеева на счет руководителя АЦБК было свое мнение. Он заявил, что комбинат "перерос" Дыбцына как директора. Местные партийные и хозяйственные руководители хотели сделать главу комбината виновником неудовлетворительной работы предприятия. Однако это не соответствовало истине. Впоследствии Дыбцын доказал свой профессионализм. Два года спустя после ухода с АЦБК он занял должность заместителя начальника Севбумпрома Архангельского совнархоза и с ноября 1966-го два десятка лет возглавлял крупнейший в отрасли Котласский ЦБК. За эти годы предприятие в Коряжме выросло в 2 раза, а его опыт по рациональному использованию древесного сырья и других ресурсов был одобрен ЦК КПСС и рекомендован для внедрения на предприятиях отрасли. За выдающиеся заслуги А.А. Дыбцыну в 76-м присвоили звание Героя Социалистического Труда. Это еще раз подтверждает неправильную оценку его деятельности местными руководителями.

Когда мы вернулись домой, прежний директор был уже снят с должности. По итогам отчета в ЦК я докладывал на партийном собрании, которое состоялось в деревянном клубе АБК. Мои партийные будни продолжались, не всегда даря радостную отдачу от вложенных сил. Своими соображениями я поделился с корреспондентом "Советской России", рассказав ему, что часто разрабатываешь новые методы, свежие подходы к решению проблем, а они, оказывается, уже известны и в других местах успешно претворяются в действительность. На основе этой беседы в газете даже вышла небольшая заметка "Изобретаем www.bikedivision.ru/">велосипед", наделавшая немало шума в горкоме партии. События того времени не прошли даром для моего здоровья. Зашалило сердце, которое вскоре заставило восстанавливать силы в курортном Пятигорске.

Следующий директор комбината - Игорь Николаевич Крапивин, работавший ранее на Сухонском ЦБК, - быстро освоился на Архбуме. Он поражал всех своей интеллигентностью и умением выступать без бумажек.

На службе науке

В период моих раздумий на комбинат прибыл руководитель Всесоюзного научно- исследовательского института бумаги С.А. Пузырев и предложил мне возглавить Архангельский филиал. С целью ликвидации отставания целлюлозно-бумажной промышленности уже были организованы Марийский, Астраханский, Пермский филиалы ВНИИБа и Сибирский НИИ. Видя мое незавидное положение, Дыбцын разрешил мне перевод на научную работу и временно выделил площади в служебно- бытовых помещениях ДПЦ-1. Архангельский филиал быстро начал функционировать, выполняя бюджетные и договорные научно-исследовательские работы, не дожидаясь появления лабораторного корпуса и установки экспериментальной буммашины.

Будучи членом ученого совета института, я каждый месяц бывал в Ленинграде и расширял свой кругозор, общаясь с сотрудниками НИИ. Всё шло хорошо, но я понимал, что для продолжения ученой карьеры мне придется закончить аспирантуру и защитить диссертацию. Это было непростой задачей, особенно с моим английским языком, недоученным еще в школе. К тому же оклады даже заведующих лабораториями находились на уровне доходов начальников цеховых смен, поэтому во мне закрались сомнения, что на местах можно поднять уровень научно-исследовательских изысканий.

Мои колебания разрешил Дыбцын, предложив вернуться на комбинат. Я дал на это согласие при условии, что перевод организуется без моего участия. Лично я не мог просить об этом Пузырева, очень на меня рассчитывавшего. Компромисс был найден. Через некоторое время меня неожиданно выдвинули на пост секретаря партийного комитета комбината.

Ближе к ДУШЕ

В 1965-м я вернулся на производственную работу, которая всегда была ближе к моей душе. Это был период бурного роста предприятия. Возводилась III очередь, вводился в эксплуатацию хлорный завод, дрожжевой цех, начала поступать продукция фанерного завода, входившего тогда в структуру АЦБК. Я считал своим долгом вникнуть в каждую мелочь, лично контролировать функционирование каждого подразделения.

Проблемы производственные не позволяли успокаиваться. Долго мучались с БДМ-3, на которой не осваивалась выработка бумаги-светоосновы. Не выходила она по нормам ГОСТа! А между тем, главным потребителем этой продукции было конструкторское бюро Туполева.

Зная мое азиатское происхождение, в Министерстве мне даже предложили возглавить Ереванскую бумажно-картонную фабрику. Я сразу отказался от такого предложения, заявив, что на Кавказе работать не смогу. Зато через некоторое время согласился на предложение стать главным инженером Измаильского ЦБК, который был построен на Дунае в 40 км от берега Черного моря. Уже и слетал посмотреть будущее место работы, получил согласие Исакогорского райкома КПСС. Успел с некоторыми друзьями попрощаться... Но тут вмешался С.С. Карасик, и Архангельский обком не стал снимать мою кандидатуру с партийного учета. Вновь превратиться в южанина не удалось. Это сегодня Карасик перебрался в теплые израильские края, а я остался на Севере. За тот момент не в обиде. Я живу на любимой Родине, где у меня много друзей и знакомых.

Когда С.С. Карасик попал в автомобильную катастрофу и был вынужден перейти работать директором Архангельского филиала Гипробума, мы с В.А. Чуйко стали исполнять обязанности первых руководителей комбината. Однажды в доверительной беседе со мной он сказал, что нам вряд ли доверят руководить одним из самых больших предприятий в Европе. Чуйко зря волновался. В 1972-м меня назначили главным инженером, а его поставили на должность гендиректора комбината. Мне казалось, что за десять с небольшим лет трудовой биографии стать техническим руководителем высшего звена - это слишком. Я предпочел бы, как и раньше, работать под началом Карасика, одного из самых грамотных инженеров за всю историю АЦБК.

Не успев освоиться в новой должности, через два года я получил предложение стать директором Соломбальского ЦБК. Долго отказывался, но пришлось подчиниться партийной дисциплине, и в июне 1974-го министр ЦБП К.И. Галаншин подписал приказ о моем назначении.

СЦБК в течение нескольких лет не выполнял государственных планов, устанавливавшихся в соответствии с нормативными сроками. В связи с этим на предприятии наблюдалась значительная текучесть кадров, определенные брожения в коллективе. Положение оставалось тяжелым.

Коллектив нового предприятия принял меня хорошо, чувствовалась поддержка местных партийных руководителей. Особенную заботу я ощущал от первого секретаря обкома КПСС Б.В. Попова. Общими усилиями нам удалось исправить положение, и комбинат вышел на полное освоение мощностей. Этот процесс прокомментировал заместитель министра целлюлозно-бумажной промышленности Г.Ф. Пронин, сказав, что Соломбальский ЦБК превратился в "крепкого середнячка".