Двина
23 ноября 2005 (4)
Любовь АНТУШЕВА,

Свете небесный

Павел Захарьин - автор нескольких поэтических книг. Член Союза писателей России. Лауреат премии имени Рубцова 2003 года за сборник стихов "Предчувствие света", о котором и пойдет речь.

В многодетной крестьянской семье Павел был последним, седьмым ребенком. И, как написал он в стихотворении "Мама", - "...семь осталось ртов, / Сама восьмая, Вся тут рать и сила. / Ни одного по миру не пустила, / А сберегла - характер был таков..."

Поэт пишет: когда его, младенца, везли из роддома, то потеряли - лошадь бешеная попалась. Но вовремя спохватились... Может быть, такое начало жизни - это знак свыше, знак некой избранности.

В интервью газете "Правда Севера" Захарьин признался: "Я размышлял, почему я стихи пишу, а никто из братьев моих этим не занимается. В детстве у меня была совершенно непонятная потребность смотреть в небо. Подолгу-подолгу. Пришло понимание того, что там есть тайна".

В стихах Захарьина тоже есть своя тайна. Тайна истины в обыденном, неодолимая магия притяжения. Поэт пишет о природе, о деревне, и его стихи наполнены светом любви, добра и жалости ко всему живому. Органичное сплетение этих чувств будит чистое детское мировосприятие, завораживает, внушает уверенные ощущения первозданной незыблемости мира.

Мечта лирического героя П. Захарьина, на первый взгляд приземлённая, - "хочется жить мне устроенно, делать спокойно дела", вырастает в мечту жить в созвучии с природой:

Я мечтаю дом построить:
Деревянный, со светлицей,
В три окошка по фасаду,
С русской печкой посредине,
Чтобы он - стоял на взгорье
И дружил бы с ветром вольным,
С восходящим солнцем алым,
И дождём, и снегом белым...

На страницах сборника оживает вековая, кондовая, избяная Русь, с присущим только ей ритмом жизни. Русь, основательно и прочно стоящая на трёх своих китах: земле, труде, духе народа:

Дом мой белый. Печка русская,
Мать с ухватами варзается.
С вековечною нагрузкою
Жизнь деревни продолжается.
Сено на зиму имеется,
Но хлопот не убывает.
- Надо на руки надеяться, -
Мать за ужином вздыхает.
Звёзды ярко разыгрались,
Дом мой белый ярче светится,
Мы с заботами расстались,
Чтобы утром с ними 
встретиться.

Одна из каждодневных дум и забот деревенского человека - земля. В своём сборнике П. Захарьин обращается к теме земли, "землице", как ласково он её называет. Земля у Захарьина - врачующая сила, мать, дающая жизнь, кормилица. И работа на земле - это извечная дань человека земле, а земли - человеку во имя жизни на земле:

Поклоняясь огородам,
Люди землю поднимают.
Там, в землице, год за годом
Корни жизни вызревают.

Цельные корни, о которых мы забываем, мудрая крестьянская философия с её укоренённостью в быту, в природе пронизывают творчество Павла Захарьина.

Мои стихи замешаны на почве,
пропитаны настоем сочных трав.
Они - сметанной корочкой 
на сочне -
Притягивают, свежестью обдав.

Возникает очень ощутимый, добротный образ стихов, я бы сказала - экологически чистых, подпитывающих человека подобно живой воде. Поэт - составная часть родной земли, родного языка и одновременно их бережливый хранитель. Так, пахаря он называет "оратаем", избу - "светёлкой", скот - "животиной"; употребляет глаголы "потчевать" вместо "угощать", "обрадеть" вместо "обрадовать" и многие другие.

Через штрихи земного, повседневного, пробивается у Захарьина небесное, вечное:

Скажу вам: в лес сходил неплохо.
Лесным настоем весь пропах.
На плитке шебаршит жарёха
И пышет жаром впопыхах.
Зимою всё уйдёт с картошкой,
Горячей, прямо с огонька...
Сей стих писался у окошка,
А в небе плыли облака.


Земное и небесное, обычное и недосягаемое сливаются у Захарьина в гармоничном 
единстве. Так, лучи солнца поэт сравнивает с теплом печи:




И благодатные лучи
Нам Богом данного светила
Нас обдают теплом печи -
Воздушно, трогательно, мило.


Такое "обытовление" образа солнца звучит отнюдь не приниженно, а наоборот: 
подчёркнуто важно, значимо, через сравнение с неотъемлемым атрибутом жизни 
деревенского человека - теплом печи.




Огонь в печи зачах совсем,
Дрова шипят, обильно дым клубится.
Вновь разживляю печь, затем
На кухне начинаю суетиться.
Спешу корову обрядить:
Несу питьё, даю ей вдоволь сена.
Сажусь, перекрестясь, доить -
Молочная шипит в ведёрце пена.
Так день за днём сливаюсь я
С привычным и знакомым 
с детства делом,
Всевышнего благодаря
За то, что всуе жизнь 
не оскудела...


Земные обычные дела у Захарьина окроплены высшей мудростью, озарены божественным 
светом. Лейтмотив света проходит через весь поэтический сборник. Он берёт своё 
начало уже в эпиграфе и несёт ёмкую смысловую нагрузку, создавая умиротворяющий 
ритм и погружая нас в ауру света и покоя. Вчитайтесь в строки авторского 
предисловия: "Когда путь тернист, то в час отдохновения благодать более чем 
осязаема. Она, благодать, обволакивает пространство, и обилие света вместе с 
небесным молоком укрепляет нас на родимой землице".



Ощущение света можно проследить не только на фонетическом, но и на 
ассоциативном, смысловом уровне. Часто, даже если нет звукового выражения слова 
"свет", то присутствует его смысловая комбинация. Например: "веет озареньем дум" 
(озарение ассоциируется со светом), "окунаться с зарею бы в чистые воды реки. И 
не ведать во веки печали бы мне и тоски" (заря и чистые воды реки также дают 
образ света), "земля и небо в переливах дней" и т. д. Даже "лента асфальта", и 
та "блестит в просторе".


Пространство света многомерно: оно расширяется от образа света лампы в хлеву:




Лампы свет, в хлеву разлившись,
Запечалился во тьме, огня в доме:
Стол, окно ночное -
Мне одна отрада,
И, как вечный спутник,
Светится лампада, света в природе:
Районный рай окраины моей
Спокойно-нежен в утреннем рассвете
до образа света в душе и мыслях человека:
Обрадела природа, Глас Божий
Долетел до округи моей,
С каждым днём я спокойней 
и строже,
С каждым днём эта жизнь мне
 милей,
День за днём мужики-прихожане
Храм возводят из бревен,
светясь.
Мимо храма проходят миряне,
Всяк по-своему втайне молясь;
до света божественного, вселен-cкого, всеобъемлющего:
Кругом покой и благодать
И Божий свет с небес 
струится...
И отсвет пронзительно-тонкий
Струящийся с небес в Покров.


Свет у Захарьина граничит со святостью: "светлый лик Христа", "вселяется закат в 
светёлку, в саму святую благодать", "Образ Девы Пресвятой / Как житью подмога" и 
др.



Изобразительно-выразительные средства также работают на ощущение света: "избы 
молодеют", "закат веселится" и т. п.


Но как ночь сменяет день, застилая своим покровом свет, так и душа человеческая 
подвержена этой метаморфозе. Поэту тоже известно гнетущее состояние грусти-
кручины. Как всякий живой человек, поэт испытывает разные чувства. Он живёт в 
современных реалиях, особенно переживая бедственное положение русской глубинки. 
И тогда в сердце лирического героя свет борется с тьмою, свет застилает мгла 
искушения:




...Голову чуть поднимаю,
Щурюсь в своё окошко,
Мысли к вину склоняют...


А то лирический герой Захарьина бежит от мрака в беззаботную, бесшабашную 
юность.



Однако в прошлом не спрячешься, и лирический герой вновь испытывает состояние 
душевной боли, переходящей в физическую до гиперболизации:



Звёзды колют глаза.
Щиплет щёки - мороз жестоко.
Выкатилась слеза...



Но всё же подобные моменты сиюминутны в сборнике. Всё равно побеждает вера в 
людскую силу духа, неискоренимую доброту и мудрость, вера в бесконечный свет.


Земное и небесное, свет и тень переплетены в жизни человека. Это неопровержимый 
закон человеческого развития. Путём приобретения жизненного опыта человек 
прозревает, обретает ясность, подобно небу после буйства стихии. И тогда "град 
земной" вырастает до "небесного":




Когда в душе таится свет,
Когда все думы о высоком -
Проблем особых в жизни нет -
Они проходят как-то боком.
Им просто не к чему пристать,
Им даже некуда спуститься:
Кругом покой и благодать
И божий свет с небес струится.


Вера, что "вновь зазеленеет по весне листва / И меня согреет Светлый лик Христа" 
живёт в сердце поэта. Он обращается к Христу:




О, мой Бог! Храни, лелей
То, что дал ты мне с рожденья.
В очи синь небес пролей
Для земного вдохновенья.


Он просит Всевышнего, чтоб Он помог ему постичь божественную мудрость, гармонию 
земных и небесных начал, минуя суетное:




Всесильнейший! Помилуй мя,
Со мной в возу жена и дети.
Уж я, как надо, потружусь
И живота не пожалею,
А если надо - возрожусь.
Услышь меня! Я всё сумею.
Но дай терпения и сил
И горнего святого духа,
Чтоб разговор ночных светил
И моего касался слуха.


В такие мгновения всё сиюминутное, мелкое исчезает, становится прахом. Возникает 
незримый диалог с Вечностью. Поэт сливается с природой и, кажется, сам 
становится источником света:




Опустились туманы белые
На просторные дали озёр.
Сенокосные травы спелые
По земле расстелили ковёр.
Тишина... И рассвет 
пробужденья!
Моют птицы свои голоса.
И с каким-то лихим упоением
Косит росные травы коса...
И крестьянским чутьём 
потаённым,
Разливаясь в лазоревый свет,
Остаюсь я навеки влюблённым
В этот добрый и мудрый 
рассвет.


Любовь АНТУШЕВА,
сотрудник Архангельской областной научной библиотеки имени Добролюбова.