Двина
5 апреля 2005 (2)
г. Мурманск

Buchenwald Nummer 12794, "R"

В двух шагах от крематория [an error occurred while processing this directive]

Старая пожелтевшая фотография. Снимок залит весенним светом, и в глазах молодых людей в гражданской одежде блестит надежда. Переворачиваю фото - надпись: 1945 год, 10 июня, Германия, Вернигероде. Это бывшие узники фашистских концлагерей... [an error occurred while processing this directive]

Дед Максим Павлович Кузьмин был плотником, а в первые годы Советской власти работал председателем сельсовета. Под старость же он ослеп, перед самой войной его разбил паралич, и в годы Великой Отечественной он умер. Бабушка Пелагея была домохозяйкой. [an error occurred while processing this directive]

Когда в Малошуйке родился маленький Коля Кузьмин, Татьяна Ивановна вернулась к мужу в Мурманск, где ребёнок провёл свои детские и школьные годы. В 1940 году он уехал в село Пичаево Тамбовской области и там в июле 1941-го окончил с отличием среднюю школу. Он с детства писал стихи и даже публиковался несколько раз в газете "Полярная Правда". Развиться дальше как писателю Николаю помешала война. [an error occurred while processing this directive]

Поход длился около месяца, и где-то в начале декабря, недалеко от Сызрани, на ст. Батраки, всех наконец посадили в поезд и привезли в Чкалов, расквартировав в бывших овощехранилищах. Там солдатиков немного подлечили, подучили, а в конце февраля Николая и ещё троих "молодых" (в батальоне остались одни "старики") отправили на фронт в Крым, на Керченское направление. Один из солдат, по имени Ким, отстал от эшелона на ст. Тихорецкая. А Николая Кузьмина и Николая Буянова определили по документам в 51-ю армию, 236-ю дивизию, 814-й полк (впоследствии выяснилось, что номер полка был другой). [an error occurred while processing this directive]

В апреле Николая контузило, его отправили в полевой госпиталь, а через неделю он снова был в части, на передовой, и отбивал с товарищами атаки врагов. [an error occurred while processing this directive]

Николай Кузьмин прошёл через лагеря военнопленных в Крыму, Житомире, Салке, под Перемышлем. В городе Салок заключённых содержали в двухэтажной казарме, кормили цвёлым (покрытым плесенью) хлебом, на нём же варили баланду. Практически все переболели. Под Перемышлем за попытку к побегу Николай две недели просидел в железобетонном бункере. Его напарник по побегу Иван находился в другой камере. В них не проникало ни луча света, не было никакого контакта с внешним миром, и даже парашу выносил уборщик. В сутки они получали по 200 г хлеба, а через день - по черпаку баланды. Стоял октябрь, и холод пронизывал истощённые тела через гимнастёрки до костей. Служитель-уборщик из жалости бросил в камеры каждому по доске, - на них и отлёживались. [an error occurred while processing this directive]

Привезли всех в лагерь на северо-западе Германии, что находился в болотистой местности, - "Staatlag N 326 YI A". Так как в дороге все за-вшивели, в бане заключённым брили лобки, а кто плохо побрился, тому проверяющий опаливал лобок зажигалкой. Затем - карантин в огромной палатке, где дождевая вода затекала под бока. После этого всех закрыли в блоке, и через два месяца там из двух тысяч человек осталось семьсот. Котелки для еды каждому пленному из кучи выбирала овчарка. После вечерней поверки все оставались в строю, а "баландеры" разливали баланду. Каждый старался схватить свой котелок, боясь заразиться свирепствовавшей дизентерией. А чтобы занять место потеплее, все сбивались в одном бараке (другой был практически пуст), лезли в окна со ставнями без стёкол, в двери, а полицаи, хохоча, лупили дубинками направо и налево. Ночью - стоны, крики и ругань: кто хотел опорожниться, вынужден был ступать по соседям. Потому некоторые делали это в свои котелки, а утром не успевали их помыть до поверки, ведь на весь блок был всего лишь один кран, а каждый спешил получить свой кофе из буряков и 200 г хлеба. Утром же похоронная команда выносила из бараков трупы, укладывала их в штабеля, а затем выносила за зону и "хоронила", бросая в болото. [an error occurred while processing this directive]

Здесь, на шахте, Николай сломал палец на правой руке, и ему пришлось ещё три смены работать одной рукой, уклоняясь от ударов трости надзирателя. Не в силах больше терпеть боль в распухшей руке, он обратился к переводчику с просьбой о помощи, после чего был направлен в лагерную больничку, состоявшую из шести коек- нар. Под конвоем его отвели в медпункт, где двое в красных фартуках сделали операцию, очистив рану от гноя и осколков кости, перевязав бумажными бинтами. Николай ни разу не ойкнул, и один из санитаров даже с удовлетворением покачал головой: "Gut, gut, Rus". [an error occurred while processing this directive]

Беглецы же пустились бежать так быстро, как только могли. Они продвигались лишь по ночам целую неделю, питаясь тем, что можно было незаметно утащить у местных, - брюквой, молоком из стоящих при дорогах бидонов, кое-какими продуктами из сараев-кладовок. А однажды днём, прячась в перелеске возле дороги, они увидели проходившую колонну солдат в сопровождении собак, испугались и решили разбежаться в разные стороны: Николай с Порфирием, Александр - с Никитой. Шли, ориентируясь по Полярной звезде, а в пасмурные ночи - наугад. 1 мая 1943 года Николай и Порфирий сидели в наспех сооружённом шалаше. Вдруг невдалеке появился некто в гражданской одежде и, проходя мимо, увидел их и выстрелил вверх из пистолета. Тут же появились другие люди, и подбежавший солдат крикнул: "Raus!" (вылезайте). Порфирий вылез первым, получив при этом по голове прикладом, а Николаю с большой силой поддали пинком в зад. Перевязав наспех кровоточащую голову Порфирия платком, друзей привезли в полицию, где они вынуждены были признаться, из какого лагеря сбежали. Их отправили в Мюнстер, в гестапо. Отвечая на вопросы, Николай откровенно грубил следователю, за что его жестоко избили. Через два дня привезли Александра и Никиту, пойманных в тот же день, когда они расстались, и всех отвезли в лагерь, где бросили в карцер. Затем была тюрьма в Касселе, современная, из бетона и стали, построенная на холме и возвышавшаяся над городом. Во второй половине мая поездом отправили беглецов в Веймар, там под конвоем эсэсовцев посадили в машину и привезли в концентрационный лагерь Бухенвальд, что от Веймара в 12 км. [an error occurred while processing this directive]

Всех новичков подвели к воротам, над которыми были укреплены вылитые из чугуна буквы готического шрифта, составляющие фразу "Jedem das Seine" - "каждому своё". Справа от ворот стояла двухэтажная постройка, на первом этаже которой были карцеры, где пытали узников. Кстати, на втором этаже этого самого здания пил с эсэсовцами русский заключённый, который, как помните по фильму "Судьба человека", после первого и второго стаканов не закусывал. [an error occurred while processing this directive]

В правом углу другого, Г-образного здания, в двухэтажной его части, располагались баня и прачечная, в одноэтажном отроге - крематорий с квадратной трубой. Заключённых отправили в баню и в моечном отделении заставили окунуться в какую-то вонючую жидкость, затем ополоснули холодной водой из душа. В раздевалке облачили в полосатые одежды - брюки, куртку и бескозырку, в деревянные колодки. На брюки с правой стороны и куртку на груди слева они уже в карантинном блоке, бараке из двух отделений, сами пришили винкели и номера. [an error occurred while processing this directive]

Всюду царила строжайшая дисциплина, замешанная на жестокости. На поверках требовалось равнение в струну и знание всех команд по-немецки. За малейшую неточность в исполнении пленников избивали. Внутрилагерное начальство (капо, форарбайтеры, штубенцисты и пр.), состоящее из уголовников-бандитов (зелёные винкеля) и саботажников (чёрные винкеля), отличалось особой злостью и ненавистью к политическим. Они могли избить, если им просто не понравилась чья-то личность. А за мало-мальски серьёзный проступок зэки наказывались поркой и карцером, после экзекуции в котором попадали в больницу, откуда обычно была одна дорога - в крематорий. Некоторых проштрафовавшихся отправляли на работы в каменный карьер, с нашивкой на спине куртки цветной мишени, что означало - смертник. [an error occurred while processing this directive]

Рабочий день в концлагере длился 12 часов. Питание составляло 400 г хлеба- суррогата и два раза в сутки обычно брюквенная баланда да утренний кофе из пережаренной свеклы. Фашист-ские врачи-диетологи установили норму потребной энергии человеку в 1300 ккал, что при тяжёлых физических работах было в два с лишним раза меньше фактически необходимой. [an error occurred while processing this directive]

Кстати, к концу 1943 года администрация лагеря была вынуждена сменить внутрилагерное начальство, убрав уголовников, так как доведённые до отчаяния зэки стали в ночное время убивать наиболее жестоких и ненавистных надзирателей. После этого жить стало чуть легче. Но сам по себе общелагерный режим конечно же не изменился. [an error occurred while processing this directive]

Операция длилась долго. Целый час Хуго, ассистентом у которого был уборщик туалетов, чистил рану, скоблил кость. И час после этого Николая приводили в чувство. Через день его на костылях отправили в команду по чистке картофеля, где он работал, пока его не "заложил" старший рабочий, поляк Антек, за передачу ведра картошки в русский блок. Николай старался передавать своим картошку каждый день, как только освободился от костылей. Ведь хуже всех в лагерях приходилось именно русским, как называли всех выходцев из СССР. Советский Союз не был членом Красного Креста, и потому, в отличие от людей других национальностей, русские не получали от него посылок с помощью. [an error occurred while processing this directive]

Николая спасла работа на строительстве новой зоны лагеря за городом, в ущелье, куда впоследствии был переведён лагерь. Там Кузьмин был на плотницких работах - строилось ограждение зоны, собирались бараки и пр. А после перевода лагеря туда он работал на револьверном станке, обрабатывая алюминиевые детали в построенном ещё до войны цехе. [an error occurred while processing this directive]

При обращении к эсэсовцу, обычно при работах снаружи, где в охраняемой зоне был и туалет, надо было подойти к эсэсовцу парадным шагом, остановиться на определённом расстоянии, стать в положение "смирно" и, сняв рывком мютцен с головы, обратиться: "Herr (pan) Offizier, ich will ab Ort" (я хочу в туалет). Всё это оскорбляло и без того униженное достоинство заключённых. Да и о каком достоинстве можно вообще говорить, если каждый узник потенциально был приговорен к смерти. Любой эсэсовец мог пристрелить каждого не приглянувшегося ему, сказав, что у узника была попытка к бегству, и не нёс за это никакого наказания. Такого служаку могли только переместить в другой лагерь с повышением по службе. [an error occurred while processing this directive]

В 1944 году, в начале зимы, многие из русских и поляков собирались в побег. Иногда Николай разговаривал на разные темы с нашим лейтенантом Иваном Золотозубовым, прозванным так за золотую коронку. И однажды к Николаю подошли двое и сказали, что знают о том, что он тоже собирается бежать с Иваном, так как их многие видели вместе. Николаю они с первого взгляда не понравились, он счёл их провокаторами и постарался разубедить. Потом тайком передал этот разговор Ивану. Чувствуя неладное, он стал избегать с ним встреч, равно как и с теми двумя. Предчувствия Николая оправдались: вскоре последних увезли в Бухенвальд, потом вернули обратно. Всех выстроили на плацу, и те двое проходили перед каждой шеренгой и выбирали жертвы. Выбрали четверых: Ивана, ещё одного русского и двух поляков. Тут же их увезли в Бухенвальд. Через месяц на плацу была выставлена виселица с четырьмя крючками. Пришла машина с приговорёнными к смерти (пытки их не сломили: они никого не выдали). Вернулись и провокаторы. [an error occurred while processing this directive]

Позднее повешенных увезли в крематорий. И провокаторов, кстати, тоже: "доносчику - первый кнут". [an error occurred while processing this directive]

Летом 1944 года лагерный режим немного смягчился. Однажды заключённых даже водили строем в заводской клуб, кино показали - сентиментальную ленту "Хозяйка гостиницы". А по дороге в клуб и обратно строй должен был петь хором "Im Esterwegen war ich" (Я был в лагере Эстервеген). Через некотороое время зэкам и самим разрешили поставить концерт на сцене, сооружённой в лагере. Поляки пели под аккордеон свои песни, чех-профессионал играл на скрипке мелодии европейских композиторов, немцы поставили шутку-сарказм "Доходяга на работе в концлагере". Русские же инсценировали поэму Пушкина "Цыгане". Николай Кузьмин играл старика- цыгана. Все русские актёры были в гриме, а один человек исполнял авторский текст. За сценой оркестр, состоявший из балалайки, мандолины, гитары и домры, наигрывал цыганские мелодии. Как это всё напоминало Николаю о родном доме! Ведь его отец играл на гармони, балалайке, гитаре, мандолине, все дети в семье научились также играть на одном из инструментов, и домашние концерты были очень часты... [an error occurred while processing this directive]

Ещё одна история, которую Николай Григорьевич вспоминал с особо тяжким чувством. После прибытия в Вернигероде его позвали в блок N 1, где содержались одни русские. Ребята спросили его, что он знает о Никите-Николае, который был тоже в этом лагере. Они сказали, что Никита пытался "заложить" эсэсовцам бывших советских офицеров. Александр, вместе с которым Никиту конвоировали после побега, ещё в гестапо в Мюнстере рассказал, что вся вина за побег лежит на Кузьмине. Николай его простил, когда тот клялся перед ним, - понимал, что человек был с нарушенной психикой: он и во время побега вёл себя очень странно и неспокойно. В бараке Никита вновь просил у Николая прощения, на что он ответил, что за себя простил, а за содеянное в отношении других он должен просить именно тех, кого хотел "продать". Зэки бросили его несколько раз задом об пол, а Николай вышел с чувством омерзения и возмущения. Мерзость в жестоких условиях существования в ответ также вызывает жестокость. [an error occurred while processing this directive]

Когда колонна зэков вышла из города и проследовала далее, её обстреляли американцы. В перестрелке были ранены из хорошо знакомых Николаю заключённые Симонов, Овчар и один поляк. Все узники остались живы, а эсэсовцев американцы расстреляли на месте - в плен они их не брали. Но об этом Николай узнал позднее, в Вернигероде. [an error occurred while processing this directive]

...Мать Николая Григорьевича, Татьяна Ивановна, только через год после войны, в 1946-м, рассказывали сыну, как умирала в 42-м от дистрофии его самая младшая сестрёнка Люся, что родилась в 1941-м. Мама тяжело болела, но всё же работала - уборщицей в милиции на ст. Малошуйка, в 2,5 км от родного села. Когда Татьяна Ивановна возвращалась с работы, Люся, сидевшая на столе (ходить она не могла), била в ладошки и говорила: "Мама плися, хеба, кабаськи пинеся". Начальник милиции знал о бедственном положении семьи (а на руках у Татьяны Ивановны были ещё дочери Саша и Лида и трое сыновей - Витя, Миша и Володя) и оказывал помощь, но некоторые из его подчинённых были этим недовольны. На что он отвечал: "Вы можете настрелять дичи, наловить рыбы, но где найдёт пищу она, чтобы прокормить детей?" Если вы мужчины, то поймёте". Но Люсю спасти не удалось. [an error occurred while processing this directive]

В конце июня 1945 года в районе Магдебурга по понтонному мосту бывшие зэки переправлялись через Эльбу в нашу зону оккупации. Содержались все вначале в сборных лагерях, затем месяц работали в городе Премница на демонтаже фабрики. В районе Брандербурга прошли фильтрационную и медицинскую комиссии. Молодые ребята (Беложинский, Овчар, Зеленский) и бывшие офицеры (Билюгов и Симонов) пошли служить в армию, а Николая Кузьмина и Ивана Бобула отправили домой, выдав соответствующие документы. [an error occurred while processing this directive]

В Пичаеве Николай сдал документы в НКВД и две недели пролежал в районной больнице. В начале декабря он поступил на работу в Нарядин-ский школьный детский дом воспитателем, где исполнял ещё и обязанности инструктора по труду. Дисциплина была слабая. Женщинам тяжело было воспитывать детей, большинство которых поступало из детских приёмников, пройдя, как говорится, "все тяжкие". Были случаи воровства, оскорбления воспитателей и директора, драки. Разные были дети. К примеру, один из воспитанников, по фамилии Пушкин, побывал на фронте, где ему снарядом оторвало руку. [an error occurred while processing this directive]

Постепенно дела пошли на лад. Вместе с воспитательницами и массовиком, бывшим фронтовиком, готовились концерты, ставились чехов-ские водевили. Под баян разучивали песни и с концертами, в которых участвовали и дети, выезжали в окрестные колхозы. Хорошо все справились и с полевыми работами на своём, школьном, огороде. [an error occurred while processing this directive]

Ежемесячно, в течение семи месяцев, как было и положено побывавшему в плену военнослужащему, он являлся на проверку в райотдел НКВД. И каждый раз рассказывал о своём пребывании в концлагерях. Собирались послушать все свободные сотрудники МВД, милиционеры, - всем хотелось узнать правду о фашистских лагерях смерти из первых рук. [an error occurred while processing this directive]

В Мурманске Николай устроился работать на судоверфь нормировщиком, затем трудился в ряде стройорганизаций мастером и прорабом. В 1956 году он поехал в Запорожье на курсы повышения квалификации прорабов от треста "Союзмонтажстрой". Так с 1957 года Николай стал жить на Украине. Женился там же, его жена Мария Дмитриевна родила ему в 1967 году сына Александра. Работал в "Межколхозстрое" и ПМК каменщиком, монтажником, нормировщиком, мастером, а в совхозах Яковлево и Мокрянка - мастером и прорабом. С апреля 1969 года Николай Григорьевич жил в селе Августиновка Запорожской области. Работал там в экспериментальном хозяйстве "Рассвет" прорабом, а с 1975-го, в связи с ухудшением состояния здоровья (инвалид I группы), мастером. Вышел на пенсию Николай Григорьевич в 1983-м, в августе, но периодически трудился по 89-й год включительно. [an error occurred while processing this directive]