|
Двина
5 апреля 2005 (2)
Николай ЖЕРНАКОВ
Фронтовой кисет
Рассказ из неопубликованного
[an error occurred while processing this directive]
Военная тема в творчестве Николая Жернакова стала определяющей. Ей посвящены
многие произведения прозаика. Некоторые из них ещё не опубликованы. Вот один из
рассказов, извлечённый из архива писателя.
[an error occurred while processing this directive]
Год от года их становилось всё меньше, и, казалось, эти потери ещё больше
привязывали оставшихся друг к другу. За столом они уже не шумели, как прежде,
когда были помоложе, песен не пели - смотрели праздничные передачи по
телевизору, молча вспоминали о том, чего никто из них не в состоянии был
позабыть.
[an error occurred while processing this directive]
Один из них - и покалеченный более других, и вся грудь в боевых высокого ранга
наградах, и чин после демобилизации майорский - долго помалкивал, а после заявил
непримиримо:
[an error occurred while processing this directive]
Друзья посмотрели на него с некоторым недоверием.
[an error occurred while processing this directive]
Ещё раз повторю: война - дело страшное. На фронте не сыскать такого человека,
который не боялся бы смерти, конечно, если этот человек нормальный психически
или если он не ищет сам смерти в бою. Я знавал многих бесстрашных командиров и
бойцов, но всегда был и сейчас твердо уверен, что их бесстрашие - результат
выучки, воспитания дисциплины ума и сердца, тренированного хладнокровия. Словом,
они умели не терять головы при любых обстоятельствах.
[an error occurred while processing this directive]
- Грустно и обидно бывает смотреть иные наши фильмы о прошлой фронтовой страде,
в которой война показана так облегчённо, что прямо-таки хоть завидуй тем
офицерам и солдатам, что и повоевать успевают, и между геройскими схватками с
глупым и трусливым врагом с девушками пофлиртовать накоротке. Так что, бывает,
смотришь-смотришь и вдруг нестерпимо захочется встать да и заорать на весь зал,
как, бывало, кричали: "Киношники, сапожники! Перестаньте дурачить народ!"
[an error occurred while processing this directive]
А ведь чаще всего бывало по-иному, особенно в начале войны. Пошли наши солдаты в
атаку, а противник прижал их к земле пулемётным и миномётным огнём так, что и
головы от этой спасительной земли не отдерёшь. И захлебнулась атака. И так не
один раз, пока солдаты достигнут в конце концов рубежа, с которого можно одним
броском добежать до вражеских окопов. Но враг не всегда, как частенько
показывают, в панике бежит. Нет, чаще всего он идёт в контратаку. И вот тут уж
действительно - кто кого...
[an error occurred while processing this directive]
Нет, дорогие киносценаристы, такого врага, как немец в те времена, традиционно
воинственный, всегда готовый к агрессии, такого противника так вот запросто
взять да и побить было нельзя. Солдаты наши так и говорили: "Фрица на дурака не
возьмёшь".
[an error occurred while processing this directive]
- Может быть, вы, братья-славяне, на войне не встречали ничего подобного? - Но
тут же, отбросив иронию, продолжил сурово: - Нет, друзья мои... Величие нашей
Победы не померкнет никогда. И нечего нам подрисовывать розовой краской героизм
нашего народа ни на фронте, ни в тылу. Только об этом надо уметь рассказать, это
надо так показать, чтобы и тени не ощущалось от так называемой полуправды,
которая, как извест-но, вредней откровенной лжи.
[an error occurred while processing this directive]
- Да уж день такой сегодня, - без улыбки ответил майор. - Вся душа кровоточит.
Вот у меня шесть боевых орденов. - Он положил на колодочки беспалую скрюченную
руку. - И о каждом в наградном листе сказано: представлен к награде за такое-то
геройство. Ну так вот, командовал я ротой ПТР подо Ржевом, и случилось так, что
на тот участок, где сидели в щелях мои бронебойщики и где на тот момент
оказались мы с политруком, попёрли танки - двенадцать туш. А у нас три
симоновских ружья, два автомата - у меня и у политрука - да гранаты с бутылками
КС.
[an error occurred while processing this directive]
- Дело, конечно, было скверное... Всё же не пропустили мы их - четыре штуки
подбили, пехоты положили порядком, но и сами... - тут голос рассказчика дрогнул,
он словно проглотил что-то с большим трудом, - сами на том рубеже... Ну, как это
принято говорить, - сложили головы. Да... Меня-то после нашли, откопали ещё
живого, а остальных, кажется, всех. Не знаю точно, без сознания был... Но я не о
том, а вот о чём. Про себя хочу вам сказать. Когда эти проклятые танки залязгали
вблизи, да с огнём, да пехота за ними, так хотите верьте, хотите нет - волосы у
меня дыбом. Ноги сами собой так и рвались вон из окопа... А тут танк крутнулся
над нашей щелью - меня и подзасыпало. Это вам о храбрости... И кто знает - не
будь я командиром, не отвечай за людей, кто знает, что бы я мог натворить тогда.
А в представлении к ордену записано: в самые критические минуты боя не терял
хладнокровия, личным примером увлекал красноармейцев.
[an error occurred while processing this directive]
Все усмехнулись. Хмыкнул и сам рассказчик. Но невесел был его взгляд. Понятно:
не ради шутки поведал майор о своей - как ему казалось - слабости в бою. У
каждого из сидящих нашлось что вспомнить, очень похожее на его переживания.
[an error occurred while processing this directive]
- Вот ты ратуешь, - перебил его неугомонный ветеран, - за правду без розовых
красок. Это хорошо. Но ведь правда и в том, что фронтовые, так сказать, подруги
были! Сколько их за время войны демобилизовали по случаю нечаянной беременности.
Скажешь - не было? Согласен: нечего их совать в каждый фильм да ещё показывать
так иногда, что пошлятиной тянет...
[an error occurred while processing this directive]
- Насчет девочек... Разрешите, и я внесу поправочку. На правду так на правду! Я
про себя скажу. Под Сталинградом дело было. - Тут он встал, открыл старенький
холостяцкий буфетик и, вытащив из-за чайной посуды кисет, развернул его - из
ярко-красного шёлка, с искусно вышитыми голубыми цветочками. - Вот... Закуривай,
кто хочет. Только чур - не очень налегайте: табачок, хотя немного и повыдохся,
пусть лежит, это у меня единственная память.
[an error occurred while processing this directive]
- Видите там, сбоку под цветком, инициалы: Т.К.? Это она - Татьяна моя, навеки
дорогая... А теперь послушайте, как всё получилось. Под Сталинградом довелось
мне служить в разведчиках. Ну, разведчики, сами знаете, народ особенный,
привилегированный в некотором роде. Вернулся живой с задания - тут тебе, как
говорится, и щи, и каша, и наркомовских старшина три нормы не пожалеет. А в полк
уже идёт запрос прямо из дивизии, а то, случалось, и из штаба армии - от
начальства армейской разведки: все ли вернулись, накормлены ли, напоены ли...
Особенно если придешь не пустой. Командир у нас ухарь, отчаянный до
безрассудства. Попадало ему за это от начальства, но все его любили. А
разведчики так прямо души не чаяли. Он ведь так умел дело организовать, что у
нас и потерь-то почти не было. Надежно с ним было.
[an error occurred while processing this directive]
Только ведь и меня счастье не обошло стороной! И я - дурак, не целованный ни
разу ещё в прошлой жизни своей - побывал, можно сказать, в раю. Смейтесь не
смейтесь, а было же!
[an error occurred while processing this directive]
- А вышло со мной вот как. Раз притащили меня ребята из разведки с перебитой
ногой. После того и чикиляю маленько - покороче мне её сделали. Да... А санрота
наша ютилась под землей, в таких земляных норах прибрежного крутика. Притащили
раненых полно, все уже приготовлены к эвакуации на тот берег. Я к разу попал:
перевязали, покололи и на носилки, на баржечку наладили. И увезли бы! Не видать
бы мне никакой Тани моей. Только не было бы счастья, да несчастье помогло: немцы
в тот час отрезали весь этот участок вместе с санротой. Две недели вокруг такая
свистопляска кипела - словами не передашь. Ну да что мне вам рассказывать,
представляете не хуже меня. Те из нас, кто мог передвигаться и руки имели - все
были в бою. А я прикован: берцовая кость раздроблена. Лежу, проклинаю свою
судьбину: не прорвись немец - лежал бы я в тыловом госпитале...
[an error occurred while processing this directive]
Да... Отжали немцев с нашего участка, стали по ночам опять раненых переправлять.
Пришла и моя очередь, а нам не до радости. Перед отправкой она сунула мне в
карман кисет этот, говорит: "Будешь закуривать, так и вспомнишь". Не было у меня
горше той минуты, как тогда, когда понесли меня от неё. Ладно. Как она сумела -
только смотрю, а на баржечке той, куда меня перетащили, и Таня моя. Присела
около, шепчет: "Провожу милого хоть до того бережка". Говорит это вроде со
смешком, а слёзы мне на лицо... Тут и поклялся я: после войны или раньше, как
мне выпадет, мало ли что может случиться, всё равно разыщу её. Насквозь она меня
прострелила любовью своей, и раны этой я так и не смог заживить за всю жизнь.
[an error occurred while processing this directive]
- Что, так больше и не видал её? - спросил один из ветеранов тихо так, словно
боялся что-то вспугнуть.
[an error occurred while processing this directive]
Иван Петрович встал, отошёл к окну, отвернулся. Все молчали, все словно воочию
видели перед собой то, чего нельзя было не видеть. И, наверно, каждый из них
сдерживался, чтобы не застонать от сердечной боли - слишком много оставила им
этой боли война.
[an error occurred while processing this directive]
- А ты всё: "Флирт... Девочки..." Нельзя всё мерить на один аршин. Одно дело
где-нибудь в обороне или в тылу по балам блудить, и совсем другое - любовь... И
в том чувстве - чистота! Я, если хочешь знать, к этой Тане, даже если бы и мог
тогда, так не прикоснулся бы. Только глядел бы на неё, и то было бы счастье,
больше которого на свете не бывает.
[an error occurred while processing this directive]
|