|
Графоман
1 марта 2006 (19)
Инф.
Ричард Красновский: перечитаем вновь
Литературный дар Ричарда Красновского, большой и разносторонний, но так и не
оцененный до сих пор по достоинству, безусловно, выходит за узкие горизонты
провинциальных газет и журналов. России еще только предстоит узнать своего
талантливого изгнанника. Узнать и восхититься. Я нисколько не сомневаюсь, что
гениальные строки, отбитые на стареньком "Континентале" и застывшие на
просвечивающихся листочках дешевой бумаги, станут известны всем любителям поэзии
в Москве и Екатеринбурге, в Мурманске и Ташкенте, В Питере и Владивостоке. Нам,
людям, которым выпало счастье общения с Мастером, очевидно, что рано или поздно
стихи Ричарда Красновского отзовутся в тысячах сердцах благодарных читателей и
займут достойное место на книжных полках, важно поблескивая тиснеными
заголовками толстых фолиантов.
Стихами Ричард начал баловаться еще в школе, где на уроках строчились
бесконечные под "Евгения Онегина" поэмы, ехидные эпиграммы на учителей и
соучеников. В лагере, пользуясь эрудицией и богатым воображением, неофит мог
быть на одной ноге с "авторитетами" не блатной биографией, а умением
импровизировать "романы", знанием арго, фольклора и недюжинными способностями,
как бы сейчас сказали, барда, в репертуаре которого были и запроволочная
"классика", и не худшего качества свои песни.
Публикация в центральном издательстве открыла зеленый свет в районную и
областную печать. Стихи, как правило, апробированные сборником, повторили многие
местные газеты. Статус поэта был закреплен не членским билетом Союза писателей,
куда попадать после булгаковского Мастера стало не совсем хорошим тоном, а
репутацией барда, признанного слушателями и теми же преторианцами из Союза. К
тому времени уже шла "перестройка" и перспективы открывались самые заманчивые.
В творчестве Красновского переплелись две линии, одна к высокой поэзии -самым
уважаемым поэтом современности был для него Арсений Тарковский, другая -к
автопародии, подобно стихам В.Высоцкого, И.Иртеньева, "гарикам" И.Губермана.
Создав серьезное стихотворение, он тут же писал на него
пародию. И получалась она не хуже, а порой и лучше образца. Случалось и
наоборот.
ЗАХОЛУСТНЫЕ КАРТИНКИ
Вот водокачка - стаи воронья честят ее занудою оглохшей...
Упрятав ноги в серый лабиринт, взирает кран на землю, как на глобус, могучий
кран выкидывает финт и не спеша раскручивает винт кривых путей внимательный
автобус.
Кривляется потасканный напев, труды и дни, скоты и огороды, приезжий озирает,
обнаглев, каленые тела туземных дев, исполненные страсти и свободы.
Ты видишь: под налаженный оркестр в среду ограды прибыл тот, кто убыл... Вот,
неприступный словно Эверест, над миром вскинул отрешенный крест благообразный
луковичный купол.
Ах, как было лучисто и молодо! Как дробилась снегов белизна... Разноглазым
булгаковским Воландом в тайны душ проникала весна.
И душа в откровенье предательском выворачивалась невпопад... Краснощеким
разнузданным натиском за штакетом галдел детский сад.
Человеческой ласки и радости он, помойный, не знал никогда и в припадке собачьей
галантности помахал завитухой хвоста.
Посмотрите - как к детям он ластится с подхалимством во взгляде косом, и совсем
несущественна разница междумной и означенным псом!
Мне бы так же: в бездолье безверое, как помойному псу, ощутить детскосадное,
чистое, целое, без которого незачем жить...
ЛОШАДИНАЯ ИСТОРИЯ
Перспективы замаячат розово, примет жизнь блестящий оборот... Грязь. Навоз.
Бревенчатая коновязь возле измочаленных ворот.
Жизнь прожить
и взглядом подытожить: эта морда с мягкою губой просто лошадь, выжатая лошадь,
пригнанная нынче на убой.
Потерпи, подруга! Будь покойна. Что ты знала, долгий век горбя? Грязно-голубое
слово "Бойня" писано не только для тебя.
Не с чего нам быть сегодня хмурым: над тобой ни мата, ни дуги, кнут не грянет
вновь по нашим шкурам, не ударят в ребра сапоги...
КИРЗАВОД
"Arbeit maht Frei!"
Сарае-барако-образен, не тщится он неба достичь замками бряцает "магазин" и
пламенно красен кирпич.
Здесь счастье в казенной посуде отпущено с двух до семи.
Но нету в покое покоя, вне времени время само, и в будущем счастье запоя, и в
прошлом - позора клеймо.
Здесь труд унизительно старящ, кастет хулигана да нож; и самое слово "товарищ"
содержит насмешку и ложь...
Автобус. Пятак не монета. Плати и катись без забот... На самой окраине света
поселок Кирпичный завод.
С палитры зрелых мастеров расцвечен и окрашен мир огородов и дворов -
аршин, пудов и сажен, благословенным серебром струятся
мед и млеко, и млеют краски под шатром языческого века.
Корова, повертев хвостом, прошла сквозь дебри дровьи, и ноги у нее притом
какие-то коровьи... Теленок слюни вместо слез развел
на весь поселок... Забился лопоухий пес под лопуховый полог...
Что курица - то дура.
Осколки солнца на песке, теней тугие вехи...
Вперясь в небесную купель,
тележную музыку.
и тянется ревниво к машинной сладости соска
Лепечет ива у окна,
лежит исконная страна,
Благословен тесовый кров,
Оплот-забор, твердыня дров саженного уклада!
Глядит пытливая коза:
Да человека что-то нет
Он уместился в силуэт загадочной картинки.
| 
