Трудовая Коряжма
1 октября 2002 (109)
Владимир НОГОВИЦЫН.
Родники вы мои СЕРЕБРЯНЫЕ...
...Давно не бывал Аркадий Дмитриевич Татарский на родине. А ведь сравнительно
недалеко это - в Котласском районе. И не то чтоб недосуг (есть время у
пенсионера!) - просто ехать некуда. Да и что осталось от их деревеньки Копытово
Ямского сельсовета?!
Как-то раз разобрала его племянника охота наведаться на отцову отчину. Ну и
дядюшку с собою прихватил. Где можно было - на машине пробирались, а дальше
пёхом. Вот тут-то и забыл Аркадий Дмитриевич о больных ногах. Несколько
километров брёл: "Потихоньку -ничего"... А увидел - лес и поле, поле и лес и
сорную -до пояса - траву... Обмер. Дыхание перехватило. Будто лишился навсегда
чего-то самого дорогого. "Один памятник от деревни - старая лиственница". Рядом
- упавшая ель ("Ветром спихнуло"). Походил. В том месте, где колодец стоял, до
сих пор родник струится. И показалось: бежит, бежит ручеек в давние - предавние
годы...
С места на место семья Га-гарских ездила не единожды. То на химзаводе жили (а
это километров двадцать в сторону Сусоловки), то обратно в деревню возвращались.
Разъезды были связаны с отцовыми назначениями, а он то счетово-дил, то
бухгалтерия - специалист! Ну и семейство следом -как нитка за иглой. Вот и
запомнилась Аркашке большая железная пластина на заводской трубе - "Северный
метил". Предприятие относилось к Котласскому райлесхимсоюзу. В ту пору ему,
малолетке, оно казалось громадным. Просто ничего другого он в своей глухомани не
видел. Потом началась война. Батяня и старший брат ушли на фронт, и в 42-м на
обоих, почти одновременно, пришли похоронки. Позже в Книге Памяти Аркадий
Дмитриевич увидит их фамилии, стоящие в одном списке: Гагаре-кие - Дмитрий
Павлович, 1902 г.р., и Николай Дмитриевич, с 1924-го. Всё, что осталось от
близких, так это упоминание...
В сорок третьем Ар-каша окончил семь классов. И пятнадцати парню не испол н и -
лось. Куда податься? А на завод! Там по карточке ежедневно выдавали не как
иждивенцу полновесную норму - 800 граммов хлеба! "Получишь и на раз навернешь
его, захлёбывая водой. И до следующего вечера глотаешь слюни".
Работа даже для взрослого человека была чересчур тяжелой. 12 часов труда. С 6 до
18 часов -распорядок дня. Ночь - на отдых. И всё повторялось сызнова. Летом
заготавливали дрова. Сами же вывозили их на лошадях с делянок по дороге-
лежневке. А еще приготавливали плашку, на которую шли исключительно береза и
осина. А ближе к зиме начиналось производство метилового спирта, спецпорошка и
угля.
Скидок для Аркадия и его ровесника - Коли Латышева не делалось. Они и трудились
наравне с сезонными рабочими, присланными сюда из ближайших деревень. И для них
существовала твердая ежедневная норма - заготовить не менее трех кубометров
древесины. Всё происходило однообразно: плашку для сухой перегонки грузили в
металлические ёмкости-казаны. И процесс шел. Потом красноватая жишка (так ее
называли) стекала по желобу в деревянные кадки для отстоя. Снова перегонка с
добавлением негашеной извести. И далее, покуда не получался готовый продукт.
Вообще-то всё производство было примитивным и убогим, что сейчас кажется
невероятным.
В помещении жар стоял неимоверный, духотища и угар мешали дышать, но дело не
прекращалось. Ведь продукция шла на оборонные цели. Говорили, что даже отходы
производства - серый порошок, выгребаемый после из печи, - были одним из
компонентов пороха. Но рабочие, а тем более Аркашкас Колькой, несильно о том
задумывались. По правде сказать, им было всё равно.
Механизации, понятно, никакой: бери больше, кидай дальше! На подхвате будь!
Особенно доставалось, когда занимались выгребкой угля. Он еще вспыхивал, горел,
поэтому ёмкость заливали водой. И тогда паровое облако заволакивало всё
помещение и больно жгло лицо и руки ("Во время войны вредности не признавали").
Признается: уставал страшно. А однажды (до сих пор стыдно) проспал на работу. А
тогда как было? На 20 минут опоздал -под суд. Тюрьма - не тюрьма, а
принудработы, считай, тебе обеспечены. И процентов 25 вычетов из зарплаты. И это
при том, что денег и так почти не видели.
Главный же, повоспитывав Аркадия (так, для порядка), сменил гнев на милость:
"Ладно, прощаю". Но заставил вычистить переполненную выгребную яму.
Надолго запомнилось наказание. А не нарушай трудовой дисциплины!
Однако всё же нарушил. Намеренно. Демонстративно с тем же Колькой-одногодкой не
вышел на работу. Это когда им всем о Победе сообщили. Поскольку ни газет, ни
радио у них не было, то узнали об этом на заводе на второй день. Тот же
доброхот, весть принесший, сказал, что объявлено о выходном дне. И пусть весело
грозил начальник мальчишкам всеми карами, ослушались-таки!
Дотянул, дожил до победного дня и захворавший дедушка, воевавший когда-то с
германцами еще в первую мировую. "Вот вернется с войны сын Николай, уж мы с ним
обо всём потолкуем". Не случилось потолковать.
А с другом Колей Латышевым он, Аркадий Дмитриевич, видался лишь в начале
пятидесятых. Больше их пути-дороги не пересекались...
...После войны вручили Гагар-скому настоящую медаль - "За доблестный труд в
Великую Отечествен ную вой ну 1941 -1945 гг.". Ух, как он ею гордился! К лацкану
пиджака прикрепил. Для форса. А ночью кто-то из общежитс-ких завистников награду
украл...
После Аркадий уехал в Котлас. Получив паспорт, определился на железную дорогу. В
армии отслужил. Учился, путейский диплом получил, работал. А потом подался в
Коряжму. И напрасно пыжились на прежнем месте работы: "Мы не отпустим, и тебя
туда не примут". И действительно, была заминка. Помог секретарь парткома Попов.
Начальник кадров заявил: "Он им там нужен". А Владимир Михайлович отпарировал:
"А ты кого будешь принимать - кого выгоняют?" Так Гагарский оказался на
Котласском целлюлозно-бумажном комбинате, оттуда и на пенсию вышел. Чуть ли не
четверть века отработал электриком в цехе древесно-волокнистых плит.
...Далекие родные места, неблизкая юность иногда вспоминаются Аркадию
Дмитриевичу Гагарскому. И война, и заводик, и всё остальное. И на душе
становится как-то светлее... Это - как тот не затянутый песком и илом родничок
на месте деревенского колодца...
Владимир НОГОВИЦЫН.
|