Правда Севера
26 января 2006 (13)
Сергей ДОМОРОЩЕНОВ.

Авантюры Бориса Егорова

Ф. А. Абрамов - один из тех писателей, кто очень хотел, чтобы в Архангельске был открыт литературный музей. Федор Александрович говорил: "Прекрасно представлена материальная культура прошлого в Малых Корелах. Но как будет увековечено словесное искусство Севера, мир сказки и былины, незабываемые имена Марии Кривополеновой, Марфы Крюковой, Алексея Чапыгина, Бориса Шергина, Степана Писахова". Музей, о котором беспокоился Федор Александрович, есть. В марте ему исполнится 11 лет. В его фондах - около 100 тысяч единиц хранения. Открыт он и действует благодаря Б.М.Егорову, чья судьба связана и с "Правдой Севера".

Под эгидой литературного музея вышло около 40 книг. Они, отредактированные и изданные Б. Егоровым, получили премии имени М. Ломоносова, Н. Рубцова, Б. Шергина, Ф. Абрамова, К. Гемп.

- Борис Михайлович, почему вы, ленинградец, с берегов Невы переехали на Двину?

- В 1967 году меня, студента третьего курса журфака ЛГУ, направили в "Правду Севера" на практику. Вскоре редактор газеты Иван Мартынович Стегачев предложил стать штатным сотрудником. Я согласился. Работал и продолжал учиться на очном отделении.

- На очном?

- Да. Ездил на сессии в Питер и сдавал экзамены со своими сокурсниками.

"Правда Севера", можно сказать, меня вынянчила, обтесала, научила быть честным в изложении фактов. Посчастливилось перенимать опыт у Павла Некрасова, Александра Семакова, Евгения Салтыкова, Калестина Коробицына. Мы соперничали в подаче материалов, не вылезали из командировок. Я и по сей день считаю себя журналистом "ПС".

Позднее в ранге старшего редактора вкалывал на областном телевидении, освещал сельское хозяйство. Затем меня "сосватали" в Приморье на должность редактора районной газеты.

- Потом вы стали председателем приморского рыболовецкого колхоза "Северный рыбак". Не авантюрой ли был тот шаг?

- Пожалуй. Дошло до того, что мной "заинтересовалась" прокуратура РСФСР. К этому приложил руку московский журналист Вигорь. Он накатал на меня "телегу" в газету "Труд".

- Могу предположить, в чем было дело. В то время говорили: "Хозяйственный способ - это такой способ, при котором надо умудриться что-то построить и при этом остаться на свободе"...

- Кто-то из местных напел этому газетчику, что в колхозе загублено 300 тонн цемента. А я только приступил к работе председателя, и в акте приема-передачи материальных ценностей этот цемент не значился. Почуяв жареное, "коллега" даже словечком со мной не перебросился, вернулся в Москву и накатал "бомбу". После этого "сигнала" я на чердаке конюшни обнаружил мешки с окаменелым стройматериалом. Короче, меня наказали выговором и посоветовали поскорее пустить в дело злополучный цемент. Если бы кто видел, какой непробиваемой получилась из него силосная траншея!

За пять лет председательства я выполнил все, что обещал во время моего избрания: электроэнергия стала подаваться круглосуточно; установил спутниковую станцию "Москва"; у жителей обеих Золотиц появилась возможность смотреть телевизор; соединил обе деревни дорогой; построил коровник и несколько жилых домов.

- Пришло время - вы стали директором Северо-Западного книжного издательства. Вы же СЗКИ и похоронили?

- Издательство давно дышало на ладан, но мне на какое-то время удалось его реанимировать. Поясню, как это было.

Заместитель губернатора Тамара Дмитриевна Румянцева собрала работников, знающих издательское дело, и напрямую спросила, есть ли в наших рядах человек, который решится принять дела СЗКИ, над которым нависла угроза банкротства. Однако нас не предупредили, что срок действия устава издательства закончился, уставный фонд отсутствует и лицензия на издательскую деятельность просрочена. Фактически СЗКИ уже не имело права заниматься издательской деятельностью. Все отказались, а я опять бросился на амбразуру.

Ситуацию, в которую вляпался, осознал, лишь когда принял дела. Задолженность издательства составляла 1 миллион 28 тысяч рублей. В штате числились лишь главный экономист и бухгалтер.

От супруги все эти факты я сначала скрывал, но потом был вынужден рассказать, во что по своей бесшабашности влип. Людмила меня поняла. Она, тоже профессиональный журналист, подарила СЗКИ 1042 фотонегатива. Государственная комиссия по экспертизе и оценке культурных ценностей территориального управления Министерства культуры России оценила эту уникальную личную коллекцию в 86 миллионов 486 тысяч рублей. Так у СЗКИ появилось имущество, которое я вместо денег внес в уставный фонд. Кстати, подтверждающие эту "сделку" документы и негативы теперь хранятся в Государственном областном архиве.

С женой Людмилой мы взялись за издание книг. Главный бухгалтер издательства Людмила Леонидовна Фирсова занималась отчетами и другими финансовыми документами. Причем одновременно и издательства, и литературного музея. Два с половиной года зарплату мы не получали. За это время под "маркой" СЗКИ, имея устав и лицензию, выпустили девять книг. Две из них - по государственной программе. В 1999 вышло сразу 6 книг!.. К этому времени большую часть долгов СЗКИ погасили, оставалось где-то еще 30 тысяч рублей. Казалось, вот-вот и выплывем. Но сердце подвело - второй инфаркт. Заменить меня на посту директора никто не согласился. За работу в издательстве я получил благодарность от министра Лесина и вторую группу инвалидности без права работать.

- Теперь можно говорить об издательстве музея?

- В принципе - да. Сегодня я и моя жена представляем издательство литературного музея. Зарплату не получаем, вся прибыль идет на содержание музея и на оплату "коммуналки".

- Был такой слух, что вы даже квартиру закладывали, чтобы литературный музей какую-то книгу выпустил...

- Действительно закладывали, чтобы выпустить книгу "Пушкин в Архангельске". Никто из состоятельных людей не пожелал поддержать ее издание. Мы заложили квартиру. Денег хватило, чтобы издать только тысячу экземпляров. Тираж мы реализовали молниеносно. Книги давно нет в продаже, а ее все спрашивают. Мы намерены выпустить дополненное издание.

- До вас не предпринималась попытка создания литературного музея?

- Была идея. Она носилась в воздухе. Но я не думал, что миссия воплотить ее выпадет мне. Получилось следующим образом. Вернувшись в Архангельск из Золотицы, я снова стал работать в "Правде Севера". В то время общество книголюбов переходило на хозрасчет, и понадобился человек, знакомый с таким "методом" работы. Николай Журавлев - он тогда руководил Архангельской писательской организацией - уговорил меня возглавить общество книголюбов и на его базе создать музей. Я согласился.

- Сколько лет ушло на создание музея?

- Десять.

- А был ли тогда иной вариант создать его?

- Думаю, нет. Замечу, Архангельский литературный музей с первого дня ни разу в государственный карман не залезал.

- Помещений у вас немало, и все же как удалось разместить тут почти 100 тысяч единиц хранения?

- Площади не позволяют выставить все, чем мы располагаем, поэтому экспозиции часто обновляются. Основное находится в запасниках музея. Многое храню у себя дома, а особо важные документы - в банковском сейфе. Это те, что касаются личной жизни писателей и поэтов. Материалы должны отлежаться, показывать их, по моему мнению, еще рано.

Музей привечает всех литераторов нашей области, в их числе и тех, кто не входит в творческие Союзы писателей. Однажды мне предложили возглавить отделение одного из них. Я отказался. Считаю, что директор литературного музея должен быть человеком нейтральным, а точнее, неангажированным.

- Вы не получаете денег из госбюджета, а надо бы...

- Пока у нас с Людмилой есть силы, на содержание музея зарабатываем сами.

- Как пишет ваша жена в книге "Мой Федор Абрамов", вы постоянно живете в долг. Многие бы так не смогли...

- Мы хотя и залезаем в долги, но по мере реализации изданных нами книг возвращаем их. Привыкли надеяться на себя.

- Почему вы выбрали для музея статус автономной некоммерческой организации?

- Потому что не только в уставе музея, но и в самих принципах, на которых основана его деятельность, отсутствует коммерческая подоплека.

- Какими экспонатами вы особенно дорожите?

- Диваном, на котором отдыхал Иоанн Кронштадтский, рукописью романа "Две зимы и три лета" Федора Абрамова, письмами Николая Рубцова, семейным архивом прямых потомков Пушкина, личными вещами Степана Писахова, рукописными дневниками Бориса Шергина, фотоархивом писателя Константина Коничева. Всего не перечислишь.

- Надо ли было вам писать о том, что у Федора Абрамова есть внебрачный сын?

- Для очень многих, в том числе родни писателя, этот факт не был секретом. Людмила Владимировна Крутикова-Абрамова даже встречалась с Ниной Антоновной, которая родила от Абрамова сына.

К моему огорчению, сегодня из Абрамова пытаются сделать памятник. А он был живым человеком. Я не хочу, чтобы наш Федор Александрович забронзовел, иначе мы его потеряем. Он ведь не только книжки сочинял, но и водку пил, и на женщин заглядывался.

- Какие у вас контакты с Веркольским музеем?

- Мы с женой подарили этому музею принадлежавший нам огромный двухэтажный дом, который описан Абрамовым в романе "Братья и сестры". (И надворные постройки тоже подарены). Но когда мы создали литературный музей, то почувствовали со стороны веркольских музейщиков холодок. Потом люди, имеющие у себя какие-то реликвии, связанные с именем Федора Абрамова, стали получать письма от директора Веркольского музея Галочкиной, в которых она настоятельно советовала не верить Егорову и ничего ему не давать... К сожалению, в буднях музейщиков присутствует и ревнивое отношение коллег.

Сергей ДОМОРОЩЕНОВ. Фото Валентина Гайкина.