Правда Севера
8 декабря 2006 (235)
Вадим РЫКУСОВ.
Жорж Нива: "Чехов просто помогает жить"
По приглашению отца Иоанна Привалова Архангельск посетил знаменитый французский
ученый-славист Жорж Нива. Это уже второй визит профессора Женевского
университета, академика Европейской академии в столицу Поморья (первый состоялся
весной 2003 года). В минувший понедельник в областной библиотеке имени
Добролюбова мсье Нива прочитал лекцию на тему "Проблемы исторической и
национальной памяти в России и на Западе".
В самом начале разговора ученый заявил, что будет делиться своими соображениями
в "довольно свободной форме", а "не читать по-настоящему лекцию". И
действительно, его рассуждения на хорошем русском не содержали унылой научной
терминологии и были доступны для понимания. Господин Нива рассказывал о
разночтениях в понимании одного и того же исторического события разными
народами, о том, как легенда становится историей. Приводил параллели из
европейского и российского прошлого и настоящего.
Из сообщения ученого можно было узнать о любопытных, но малоизвестных историко-
культурных коллизиях и закономерностях. Например, что французский Конвент
придумал городу Лиону за сопротивление "топонимическое наказание". И несколько
месяцев Лион официально именовали "Городом без названия". Или, что "культ
писателя", сложившийся в России, наблюдается еще в Шотландии. Правда, только по
отношению к поэту Роберту Бернсу.
Корреспондент "ПС" решил не останавливаться на полученных в ходе лекции знаниях
и задал ученому несколько вопросов.
- Господин Нива, в своих работах вы пишете о феномене "поэтических братьев".
Таковыми, на ваш взгляд, были Гете и Шиллер, Блок и Белый. А есть ли братья в
современной литературе?
- Не думаю. Ведь это исключительный случай, когда два поэта совершают путь
вместе, когда творчество двух поэтов переплетено так, что один сильно влияет на
другого.
- В России набирают популярность такие неоднозначные французские писатели-
постмодернисты, как Уэльбек и Бегбедер. Насколько они популярны во Франции?
- Уэльбек, да. Увы! (Смеется). Этим я вам говорю о своем отношении. Я не люблю
его. А второго я не читал.
- Сейчас вы читаете русскую литературу?
- Я славист, поэтому я только и делаю, что ее читаю. Хотя все прочесть, конечно,
невозможно. Чтение русской литературы стало моей жизнью. Это мой абсолютный
выбор. Я его сделал, когда мне было 19 лет.
- Переводная литература многое теряет?
- Что-то теряет, что-то приобретает. Увлечься Достоевским можно и в переводе. Но
его стиль ты получишь уже в другом виде.
- Вы знакомы с творчеством Михаила Веллера?
- Михаил Веллер - хороший писатель, я его читал.
- В его книге "Великий последний шанс" есть мысль, что Россия способна
возродиться на фоне загнивающей от гиперлиберализма и политкорректности Европы.
Как вам такая оценка европейской жизни?
- Я думаю, это самозащита. Гиперлиберализм я вижу и в России. Я не видал никогда
столь много казино, как в Москве. А во Франции, например, есть множество
верующих, практикующих христиан. И больше многодетных семей, чем здесь. В России
Запад часто малюют как дьявола. И у Веллера такое понимание Запада ошибочно.
- Кого вы выделяете из нынешних российских и французских авторов?
- Многих. Прежде всего Андрея Дмитриева, автора "Закрытой книги", "Поворота
реки", "Призрака театра". Он очень талантливый, остроумный. И еще Марка
Харитонова. Я меньше читаю французскую литературу. Ее я читаю бескорыстно, если
это не скучно. А корыстно читаю именно русскую литературу, в том смысле, что я
русист.
- Кого вы считаете самым выдающимся русским писателем?
- Сложно ответить. Первым для меня был Достоевский.
Я стал русистом, потому что читал Достоевского в переводе.
Такого писателя в других литературах нет. Это не значит, что он выше Шекспира
или Бальзака. Но меня сильно привлек экзистенциализм его романов. Затем я читал
Толстого, Пушкина. А потом открыл Чехова.
Чехов просто помогает жить. Я больше люблю его рассказы, чем драматургию.
Хотя на Западе больше известны его пьесы. Я люблю Чехова за огромную
человеческую мудрость и доброту. Часто беру наугад один из его томов и читаю,
чтобы успокоиться.
|