|
Правда Севера
4 мая 2006 (80)
Сергей ДОМОРОЩЕНОВ.
Почему у Буинского перехватывает дыхание
Знающие теле- и кинооператора Юрия Буинского люди говорят о нем и как о высокого
уровня профессионале, и как о творческой личности, и как о мужественном
человеке. Взять у Буинского интервью можно было и без информационного повода
(есть личность - есть повод), но раз 7 мая профессиональный праздник
телевизионщиков, то вдвойне нужна беседа с умным и требовательным к себе
человеком, одним из лучших специалистов АГТРК "Поморье".
- Юрий Глебович, вы вроде бы случайно стали оператором...
- Я собирался связать свою жизнь с морем, поступил в Ленинградский
кораблестроительный институт, но не сразу. Год работал на "Красной кузнице"
токарем. И до сих пор не знаю, правильно ли сделал, что сменил профессию: когда
захожу в токарный, слесарный или трубопроводный цех, то одни только запахи
металла, смазки заставляют усомниться в том, верный ли предпринял шаг 30 с
лишним лет назад, когда пришел на телевидение.
- То, что вы человек с юмором, в профессиональной среде известно. Звание
заслуженного работника культуры России так просто не дают.
- Не уверен, заслужил ли я это звание. Во всяком случае мои коллеги, которые со
мной работают и уже не работают, не менее достойны его. Имею в виду, к примеру,
Юру Скалина, Володю Вешнякова.
После "Красной кузницы" я служил в армии. Отец - преподаватель музыкального
училища и художественный руководитель Дома офицеров - мог бы, наверно, оставить
меня в Архангельске, но мысли об этом не возникало. Я поехал, куда
потребовалось. Затем - "корабелка". Учеба там была для меня не такой
романтичной, как казалась издали. Мне нравилось на шестивесельном яле выходить в
Финский залив. А вот что-то чертить, считать было неинтересно. Проучился два
года, решил перейти в Северодвинский втуз. Но оформление документов в закрытом
тогда городе было длительным, - требовалось ждать месяца три. Отец предложил
поработать на нашей студии телевидения. Сначала я стал там осветителем, через
полгода - ассистентом оператора. И во втуз идти уже не захотелось.
- Профессии оператора вы учились на практике?
- Да. Я самоучка. Как почти все наши операторы. Чтобы получить нашу профессию,
надо было закончить ВГИК. А поступить туда на очное отделение - очень
проблематично: набирали с десяток человек. А для заочной учебы не было на
архангельской студии технической базы. Например, курсовые, дипломные работы
требовалось снимать на широкой камере - мы такой не имели. Сейчас аппаратуру
можно взять в аренду. А тогда перед нами стояло почти непреодолимое препятствие.
Но, надо сказать, работала у нас оператор Галя Симко, которая ВГИК заочно
все-таки закончила и тем самым совершила просто подвиг. Жизнь ее в годы учебы -
подвижническая. Найти камеру, пленку, договориться, снимать ночью в павильоне -
для других это было непосильно.
Галя - прекрасный оператор. Но к работе женщины в нашей профессии я отношусь в
общем-то неодобрительно.
- Тяжелая аппаратура, командировки...
- Да. Физическое напряжение, нервное. Раньше наша работа представляла собой одну
сплошную командировку. Мы приезжали, сдавали пленку в проявку, иногда смотрели,
что получилось, а иногда и не смотрели - некогда, снова уезжали. И бытовые
условия, особенно в прежние времена, - известные.
Долгожителей среди нашего брата нет. Скалин, Вешняков, Сережа Матвеев, Валерий
Зуев - все уже ушли...
Не все наши камеры соответствовали лучшим мировым образцам; пленка - низкой
чувствительности, не всегда высококачественная. Знание экспонометрии,
колорометрии не всегда что-то стоило: маленькая пылинка могла испортить всю
пленку. А главное - сопереживаешь что-то со своими героями. Особенно сейчас:
перехватывает дыхание, когда видишь, как живут люди.
- Прежде работа для вас была, возможно, нередко неинтересной: выполнение и
перевыполнение планов - это барабанный бой, пропагандистская шумиха из колхозов
и леспромхозов...
- Для меня работа раньше была гораздо интереснее, чем сейчас. Недавно я
подсчитал: за последние десять лет только один раз снимал в лесной делянке. И у
других операторов то же самое или почти то же самое. Это в нашей-то лесной
области!.. За те же десять лет я несколько раз был на пилорамах и на
целлюлозно-бумажных комбинатах. И то, как правило, сопровождая какое-нибудь
большое начальство, наше или московское.
Если раньше из надоевшей делянки я перебирался на ферму, потом на буровую, на
пароход, на ледовый припай, то сейчас, как правило, из здания областного
Собрания перехожу в мэрию, потом в областную администрацию. А телевидение - это,
в первую очередь, - видение, "картинка". Недаром говорится, что лучше один раз
увидеть, чем сто раз услышать.
Телевидение стало больше говорить, чем показывать. Я говорю о российском
телевидении вообще. В кадр становится молодая красивая девушка или юноша,
загораживает, как предписано, одну треть экрана и рассказывает о том, что там у
нее или него за спиной... Я считаю, что в это время нужно показывать то, что
происходит.
Наверно, в прежнюю пору было слишком много в наших репортажах пилорам и ферм.
Потом пришла перестройка. Этот период в жизни страны совпал с тем временем,
когда я - не могу сказать, что научился работать, - более или менее понимал, что
такое мое дело.
Единомышленники, первые "глотки свободы", надежды, страшновато что-то делать, но
уже вроде бы можно, - наверно, то время было самое лучшее в моей жизни, самое
интересное.
- В 1990 году вы с журналистом Виктором Толкачевым на судне международной
организации "Гринпис" прорывались на Новую Землю для съемок фильма о ядерных
испытаниях. От военного корабля Северного флота СССР убегало иностранное судно и
сумело сделать так, чтобы вы провели съемку. Вроде это было мужественно и
романтично, но не зря ли - "Гринпис" же находился в советских территориальных
водах, нарушал нашу границу...
- Я думаю, стоило все-таки пойти нам на контакт с "Гринписом". Мы были на борту
его судна не для того, чтобы снять работу этой организации, момент прорыва. Мы
снимали большой фильм (режиссер Валентин Рассказов, который не мог быть с нами,
потому что брали только двоих) не только об ядерных испытаниях на нашем
полигоне. На Новую Землю мы сами попасть не могли. Несколько раз подходили к
самолету, один раз даже садились в него, но нас попросили оттуда выйти. Думаю, в
первую очередь военные запрет давали. Поэтому мы воспользовались случаем как
можно ближе подойти к полигону на маленькой быстроходной лодке "зеленых" в
достаточно сильно штормившем море. Всякое могло быть. Но об опасности мы не
особенно думали. Думали о том, в каком отношении находились к Советской власти,
к родной стране, будучи у "зеленых". Естественно, размышляли, чем дело
кончится. Комитет госбезопасности заинтересовался нами после этой истории - но
все было корректно, никаких гонений.
Когда мы приехали в Архангельск, коллеги расспрашивали нас о поездке. Я
рассказывал о прекрасных костюмах, которые можно надеть на голое тело и
несколько часов находиться на ветру на лодке; средствах связи и так далее. Все
внимательно слушали. Улыбались, когда речь заходила о 15 сортах мороженого на
судне. "Ну ладно, 15 - не можешь не загнуть!" В этом смысле мы далеко ушли от
того времени: теперь и у нас не только сливочное, пломбир и эскимо.
- У вас, кажется, есть основания не любить Советскую власть...
- Наверно, есть. Дед - полковник царской армии, состоятельный в свое время
человек, владелец поместья под Курском - репрессирован; отсидел 10 лет, вышел из
лагеря, совсем недолго пробыл на свободе, его опять забрали, в 39-м году
расстреляли, ровно за 10 лет до моего рождения. Мать, две ее сестры, бабушка
были "врагами народа", время они пережили очень тяжелое... Мне Советская власть
в принципе ничего плохого не сделала.
Сейчас, когда заходит разговор о том, можно ли остановить разгул воровства,
другой преступности, то говорят, что путь один - сталинские лагеря. Я считаю,
что это не так. Ведь были же годы, когда мы жили неплохо... А недавно по одному
из телеканалов я видел какого-то депутата Госдумы, который говорил: что, вы
хотите обратно в социализм?! - а помните женщин в оранжевых жилетах, которые
ворочали шпалы; а помните страшные хрущевские квартиры, оклеенные одинаковыми
серыми обоями?! Хочется спросить: сейчас-то кто шпалы ворочает? Такие же тетки в
оранжевых жилетах, которые не вовремя получают зарплату. А о "хрущевках"
остается только мечтать многим и многим людям. Растут как грибы прекрасные
торговые центры из современных материалов, но уничтожаются заводы...
- Дворянская кровь в вас не говорит?
- Со стороны отца мое происхождение чисто рабоче-крестьянское. До сих пор в
Коноше помнят семью Буинских, работавших на железной дороге. Рабоче-крестьянская
часть моей натуры мне ближе, потому что больше нравится что-то делать.
| |