Правда Севера
29 июня 2006 (117)
Михаил ЛОЩИЛОВ.

Черная неблагодарность спасенных

О ней в начале 1920-х годов рассказали наши земляки

В недавно опубликованной статье Леонида Санникова "Россия спасла Францию" ("ПС", 1.06.2006 г.), посвященной 90-летию Русского экспедиционного корпуса (РЭК), в частности, сказано, что могилы наших воинов есть не только под Парижем и в Македонии, но даже в Алжире. Этот факт может вызвать недоумение: почему русские солдаты похоронены там, где боевые действия Первой мировой не велись - в Северной Африке? Ответ на этот вопрос дают воспоминания участников РЭК, записанные сразу по возвращении на родину.

Мемуары планировалось издать, дабы показать, как в действительности относилось французское командование к русским. Но трудности начала 1920-х годов помешали выпустить книгу, и воспоминания солдат, в том числе и наших земляков, пролежали невостребованными в одном из столичных архивов более 85 лет. Воспоминания северян с некоторыми сокращениями приведены ниже.

Уроженец пригородной деревни Повракулы Федор Богданов, отправленный в сентябре 1917 года через Архангельск на помощь союзникам на Салоникский фронт, в октябре 1920-го вспоминал: "После совершившейся в России Октябрьской революции и заключения мира с Германией я в числе других сложил оружие, отказался идти в бой и пожелал вернуться домой. Французские власти, сразу приняв нас в свое подчинение, разделили всех русских на три категории: первая - согласны воевать дальше, вторая - согласны остаться у французов на работах, третья - требуют отправки на родину. Я и другие солдаты третьей категории были задержаны в городе Верие и подвергались пыткам, выражавшимся в невыдавании пищи в течение четырех суток. Затем нас отправили на пароходе в Африку в город Тебесса, где мы оказались в крепости. Там под охраной находились четыре месяца, а после отправлены в концлагерь, откуда нас водили на строительство железнодорожной линии. Работа была принудительной, тяжелой, многие умирали, и их хоронили в песок прямо на линии. За отказ от работы не давали пищи и сажали в карцер. Я от работы не отказывался. Из лагеря нас освободили 23 августа 1920 года и на пароходе отправили в Одессу".

Другой наш земляк - пинежанин Федор Никифоров, вывезенный во Францию через Архангельск в 1916 году, был столь же немногословен: "После свержения в России монархии я в числе других сложил оружие и пожелал вернуться на родину. Наш седьмой Особый пехотный полк сразу же окружили французы. Командование полка запугивало расстрелом, полковой священник пугал страшными загробными карами. Но мы отказались воевать. Тогда нас отконвоировали в лагерь, где держали за проволочным заграждением, пищу не давали пять дней. Потом нас, голодных, опять стращал наш священник и французские офицеры. Мы вновь отказались, и нас стали гонять на строительство шоссейной дороги. Работали три месяца, затем отправили в Африку. Выжившие на болгарском пароходе через Константинополь в 1920 году вернулись в Россию".

Верхнематигорец Василий Прокопьев, с 1916 года сражавшийся непосредственно во Франции - на Шампанском фронте, был еще более краток: "Мы были задержаны и арестованы в лагере Ляпуртин. На работу не гоняли, так как мы отказывались от таковой. Потом отправили в Африку в город Медеа, где мы находились в концлагерях и работали на помещичьих виноградниках до дня отбытия из Алжира - 16 сентября 1920 года".

А вот шенкурянин Андрей Усов, напротив, рассказал о своих скитаниях достаточно подробно: "В 1916 году попал под Салоники для пополнения второго Особого пехотного дивизиона и принимал участие в боях с болгарами и немцами. Когда стало известно о заключении Брестского мира с Германией, мы отказались воевать. Командир дивизиона генерал Тарановский заявил, что передает нас под французское командование, а сам угрозой голодовки стал принуждать вернуться на фронт. Вследствие нашего отказа нас арестовали и под конвоем конных арабов с обнаженными шашками препроводили за проволочные заграждения, где и держали под открытым небом без воды и хлеба пять суток. Мы были в стесненных до невозможности условиях. Тут же и оправлялись по нужде. Все это время нас спрашивали французы: "Ну как? Будете воевать?" Ввиду категорического отказа нас вновь под конвоем привели в Салоники, где в порту все мы (около пяти тысяч человек) были посажены на пароходы. Нам не сказали, куда нас отправляют. Через пять дней мы прибыли в Северную Африку в город Бизерта. Встречавший нас конвой посадил всех в вагоны. Всю дорогу мы голодали. Вот в таком виде мы прибыли в город Сук-Арас и были загнаны в концлагерь. Там стали выдавать по четверти фунта хлеба в сутки без какого-либо приварка. Начались голодные смерти.

Вскоре в лагерь стали приходить французские помещики, которые выбирали себе работников на табачные плантации и виноградники. Работали по 10-12 часов в день при 50-градусной жаре. Мы были объявлены военнопленными - и так 17 месяцев.

13 сентября 1919 года сообщили об отправке в Россию. Прибыли в Новороссийск - там встретил генерал Шкуро и предложил воевать против красных. В том же убеждали нас пришедшие с генералом попы. На наш отказ Шкуро сказал: "Войско хорошее, но пропитанное жидовско-большевистским духом". И добавил: "Выбирайте из трех любое: идти воевать, расстрел или виселицу". Нам на устрашение взяли из строя троих - первому всучили винтовку, второго на наших глазах расстреляли, третьего - повесили.

Наше молчание Шкуро принял за согласие воевать и расформировал нас по своим частям. Мы были отправлены на фронт, а там при наступлении красных нам удалось скрыться и перейти на их сторону".

Схожей была история, рассказанная другим шенкурянином - Петром Власовым: "Когда стало известно о Брестском мире, я находился в команде выздоравливающих после ранений в городе Вирея. Мы сразу решили отправляться домой, но были задержаны. Нас допрашивал генерал Тарановский и французские офицеры. Генерал сказал, что отпустить нас в Россию нельзя, так как там нет хозяина. Нас тут же загнали за проволоку и не кормили трое суток. А в ночь на четвертые подняли и погнали в Салоники, где посадили на пароход и отправили в Африку.

По прибытии нам вновь предложили идти воевать. За отказ морили голодом целых шесть суток. Затем лагерь и принудительные работы. Одни работали на помещичьих полях, другие рубили в скалах туннель для железной дороги. Несколько наших товарищей погибли в нем из-за обвала камней.

Пятого сентября 1919 года мы были привезены в Новороссийск, окружены казаками-деникинцами и отконвоированы в Ейск. Там на сборном пункте просидели под открытым небом и без питания два дня. На третьи сутки казачий полковник предложил вступить в Добровольческую армию. Мы отказались и голодными пробыли еще четверо суток. Потом снова приехал полковник и поставил нас к каменной стене. Поверх голов выстрелил пулемет, и полковник прокричал: "Кто желает встать в ряды Добровольческой армии, выходи. А кто большевики, те оставайтесь, мы большевиков уничтожим". Все мы, 1250 человек, вынуждены были выйти, и нас расформировали по батальонам. Попав на передовую, я при первой же возможности перешел фронт, вступил в Красную Армию и всю войну провоевал против белых".

Примерно то же сообщили и другие наши земляки - Николай Лутков, Илья Некрасов и Андрей Чухин. Как о том, насколько "приветливо" встретили их те, кто годами ранее отправлял на Запад, - царские, а затем белые генералы, так и о том, как, несмотря на проявленный героизм, многочисленные жертвы, несмотря на слова маршала Франции Ф. Фоша о спасении его страны русскими, их - воинов экспедиционного корпуса - "щедро отблагодарили". Причем "благодарность" французского командования оказалась столь огромной, что нашим соотечественникам пришлось отрабатывать ее на полях плантаторов, строить дороги и туннели, при этом голодать и в конечном счете расплатиться за эту "щедрость" русскими могилами в песках далекого Алжира.