Правда Северо-Запада
16 марта 2005 (10)
Инф.

Возвращение блудного терминатора

Действующие лица:

Попаренко - секретарь по идеологии

Таскаев - секретарь орготдела

Панов - секретарь по культуре

Вторый - секретарь ревизионной комиссии

Орлов, Тутов, Кожин - члены "Молодёжной Соломбалы"

Активист движения "Моё жильё" посмотрел на ночь "Вести Поморья" и с характерным звуком: "Тьфу, ё.. твою мать!" - выключил телевизор, свет и лёг спать в постель с клопами. В голове мелькали сытые лица боссов Архангельского отделения партии "Единая Россия". В мозгу возник суровый микс из страниц отечественной истории и американских боевиков, сдобренный музыкой дискотеки "Авария", раздававшейся за стенкой. Там пьянствовали с горя активисты "Молодёжного Единства". И снится ему сон.

Седьмая партконференция регионального отделения партии "Единая Соломбала". Отделанный чёрным бархатом зал гарнизонного Дома офицеров. Над президиумом в траурной рамке - портрет генсека "Единой Соломбалы" Николая Львова. В кулуарах съезда только и разговоров, что о безвременной кончине генсека и грядущем разоблачении его культа личности, перегибов в партийном строительстве. На трибуну взгромождается основной докладчик - секретарь по идеологии Попаренко.

Вторый: Да-да, помню! Каждая эта пьянка проходила за счёт партии. Я как секретарь комиссии неоднократно указывал товарищу Львову на недопустимость расходования скудной партийной кассы на прокорм жирных партийцев (косится на Белокоровина. Белокоровин пускает слюни).

Попаренко: Так вот, жрать тогда хотелось жутко. А Николай Питиримович всё не ехал. Мы ходили, как собаки, вокруг накрытых столов, скулили и боялись кусочек взять.

Скрынник: Че ты врёшь, мудак?! Он же тебе просто за этот спектакль из партийной кассы бабок отвалил. А ты их сожрал в одну харю! А теперь всё на культ личности спихиваешь!

Долгие и продолжительные аплодисменты.

Попаренко: Слово для содоклада имеет секретарь орготдела товарищ Таскаев.

"Чёрный бархат

Но бродягам

Чёрный бархат,

За душою

Орлов, Тутов, Кожин (хором): Дорогу секс-меньшинствам, даёшь сексуальную революцию!

Скрынник: Шайбу-шайбу! Даёшь разоблачение культа личности!

Скрынник: Я тоже думаю, что аристократам не место в партии! Здесь должна быть порядочная братва.

Белокоровин: Не трожь мой рот, я славословием не занимался. Я, в отличие от некоторых, на хозяйственной работе был. За хозяйством Львова следил. А хозяйство у него знаете какое большое! Одна дача в Боброво с десяток га занимает. Куда ему столько было? Ненасытный! Я несколько раз хотел сказать, что он злоупотребляет доверием партии.

Нилов (не понимая, что происходит, понял, что надо что-то говорить, иначе товарищи не поймут): А я предлагаю осудить хозяйственную деятельность товарища Белокоровина. Почему, когда он стал заниматься партийным хозяйством, доходы рядовых членов политбюро существенно уменьшились? Снизились доходы от Центрального рынка, "Детского мира", других кормушек политбюро "Единой Соломбалы".

Вторый: Предлагаю стенографисткам не заносить речь Нилова в стенограмму.

Скрынник: Хоккей - это тот же секс, только групповой и жёсткий: Предельно жёсткий.

Скрынник подскакивает к Таскаеву и с криком "вот тебе ласка!" бьёт его по голове клюшкой. Голова Таскаева отскакивает и катится по траурной ковровой дорожке.

В зале началась заваруха. Попаренко бьёт подушкой Нилова, Вторый роется в дипломате Белокоровина, Белокоровин материт Тутова. Орлов пытается залезть в карман лежащему Таскаеву и достать оттуда семь талончиков на трамвай, один рубль мелочью и коробок спичек. Панов и Скрынник выясняют, что важнее для эротического воспитания молодёжи - хоккей или театр. И в этот момент Кожин как истинный партиец пробирается к телефону в углу зала. Только он знал, что всё это - провокация, и Николай Питиримович вот-вот должен воскреснуть.

В этот момент рушится входная дверь Дома офицеров. В образовавшуюся брешь вваливается Львов, обвешанный обоймами и с пулемётом в руках.

Участники партконференции тихо оседают на колени, поднимают руки к небу и произносят: "Николай Львов - ум, честь и совесть нашей эпохи. Он жил, жив и будет жить". Крупчак, понимая, что может первым попасть под раздачу, пытается выскользнуть из зала. В это время его хватает Вторый.

Крупчак (умоляюще): Я не выступал, я не выступал! Я молчал!

С этими словами Вторый хватает Крупчака за уши, наступает на носки ботинок и поступательным движением вверх отрывает Крупчаку голову.

Эпилог

Илья и ЧЕткин