Правда Северо-Запада
7 июня 2006 (22)
Владимир Соловьев

Пуксоозеро - посёлок-призрак

Пукса 70-80-х была сверхблагополучным поселком, центром системы из десятков лагерей и тюрем, с развитым производством, инфраструктурой и несколькими тысячами жителей. Теперь Пукса разграблена, поселок предан мучительной смерти.

В ПЛЕСЕЦК ЗА ГРОБАМИ И В БАНЮ

Сорок минут на маршрутке из Плесецка - и вот он, поселок Пуксоозеро, приветствует разрухой и запустением. Центральная площадь с оставшимися символами былого величия: стелой и трибуной для высокого руководства - единственное, что напоминает о былом величии советской пенетенциарной системы. Памятники повествуют о ветшании, старении и умирании.

Вдоль улиц стоят покосившиеся дома без окон, обугленные остовы и кирпичные руины. Как тени передвигаются местные жители. Сложно поверить, что здесь еще живет почти две тысячи человек.

Вот на призрачной улице появляется первая женщина. Она гонит козу на пастбище. Останавливается рядышком. Жалуется. Постепенно местечко у развалин какого-то дома превращается в маленький митинг.

"Мы здесь брошены на выживание, - жалуются местные женщины, - отопления нет, колонок почти не осталось, поэтому приходится ходить на башню, на другой край поселка. А пожилым это почти не под силу".

Чтобы заполнить газовые баллоны - одно из немногих средств выживания- приходится занимать очередь с четырех утра и стоять до полудня. Но подключать баллоны к плите некому - газовый участок сократили. Местные присоединяют, как умеют. Понимают, что опасно, но выхода-то нет.

"Горько говорить, - признается пенсионерка Валентина Евгеньевна, - за дрова платим по 1800 рублей с машины. И это - живя в глухом лесу! Да что там говорить - в баню и то в Плесецк ездим. Поселковую уже несколько лет строят, все закончить не могут. Гробы тоже в Плесецке покупаем, хотя у нас и гробовщик есть, но досок не хватает":

СТОРОЖ ВМЕСТО ДОКТОРА

Большинство жителей Пуксоозера - пенсионеры или люди, к этому возрасту приближающиеся. Молодёжь, диким взором оглядывая это место, старается поскорее отсюда уехать: это естественно, ибо улепетывают и из более благополучных мест. Не то, что из Пуксы.

Новость месяца: в местной больнице сократили почти весь персонал. На тысячу восемьсот человек осталось несколько участковых и пара медсестер. Два человека в бригаде "скорой помощи" ходят пешком - машины у них нет давно. А работают с шести вечера до полуночи. В остальное время на дверях висит замок, а внутри - сторож.

"Я уже полгода сижу без работы из-за сокращения, - говорит бывшая медсестра Елена Сергеевна, - соседи постоянно о помощи просят: таблетку дать, температуру измерить, перевязку сделать:".

РУИНЫ НА РАСТОПКУ

Пуксоозеро и руины - слова созвучные. Останки жилищ не только заполняют поселок, но еще и окружают его по сторонам. Остовы девятой (женской) зоны - с одной стороны, пустырь и груды мусора на месте бывшей части 65/13 внутренних войск - с другой. Здание администрации поселка - вообще бельмо на глазу разрухи. Оно стоит посреди развалин бывшего целлюлозно-бумажного завода N 1. Там-то и заседает самый непопулярный в поселке человек - его глава Виктор Красавцев.

Шестидесятилетнего руководителя селяне избрали еще в октябре. Но общественному сознанию потребовалось совсем немного времени, чтобы определить врага и причину всех бед, и гнев обрушился на Красавцева. Правда народное мнение разделилось. Одни припоминают емуы и развал завода, и баню, и разбитый, как при штурме, дом культуры, и все колонки напересчет, и даже недавно купленную машину, ставшую предметом злословия в поселке.

Другие говорят, что с воцарением Красавцева что-то стало налаживаться.

"Нормальный он мужик, - возмущается бывший офицер порушенной части Ахлеман Гидаятов, - при нем хоть свет в поселке появился. А завод задолго до его прихода разворовало бывшее руководство. Директора вообще в тюрьму сажали. Ненадолго, правда:"

На самом деле, в том, что ПУКСА стала пук-сой, нынешние чиновники вряд ли виноваты. Настоящего КОЗЛА не найти, ибо это тот козел, который вывел отсюда подразделения исправительных учреждений, при этом не подумав о поселке. Да и тюремщики тоже хороши: покидали эти места - словно врагу отдавали, а не собственному народу.

ПУКСООЗЁРСКИЙ "СПЕЦНАЗ"

Самое крупное предприятие в поселке, где местные получают мизерную зарплату, но зато стабильно - это: специнтернат для престарелых инвалидов и спецконтенгента. Он появился на базе больницы МВД, бывшей там в тюремные времена.

История интерната, как и его подопечных, полна неожиданностей и отдает душком лагерей. Из ста пяти человек большинство - бывшие заключенные или бомжи. Многие из них мотались по тюрьмам с детства. У них по сорок лет отсидки и ни одной записи в трудовой книжке. На языке местных работников, бывшие лагерные - это "спецназ". Но отношение к ним, как и ко всем, - за провинности наказывают или выгоняют.

"Пьют окаянные, - жалуется директор интерната Вера Красавцева, - даже те, что с высокой ампутацией ног. Запретить не можем - им деньги по закону обязаны на руки выдавать. А как напьются, раздерутся и лежат в крови и испражнениях. Санитарочки потом весь день за ними убирают".

Одного подопечного с двумя отсидками за убийства встречаем в коридорчике. Михаил добродушен. С утра уже раздавил шкалик, о чем весело доложил.

История жизни: служба, два убийства, тюрьма и мыкания по трущобам: "Служил я в Красноярске-26. Был там один, лез куда не просят: В общем, со своей женой его застукал. Из ружья и застрелил. А потом себе в голову пальнул. Умереть не дали. Перед отправкой на зону меня питерские врачи выходили. Из ребра новую челюсть сделали. Через десять лет вернулся. В Вельске комнатку дали. Но одному-то скучно. Вот и нашел одну. А к ней друзья захаживали. Пили. Потом драться стали. И я дрался. Меня под кровать запинали, а там ящик с инструментом. Ну, я вылез с топором, одного и убил. Еще на три с половиной года в тюрьму. А сюда меня менты из моего домика отправили. Сказали: либо в тюрьме спрячут, либо сюда. Ну, я и пошел:"

Таких историй наберется у каждого бывшего ЗеКа. Вспоминая, они лишь неуклюже улыбаются и клянут судьбу-злодейку. А некоторые из них верят, что где-то остались еще люди, которые их ждут: И, может быть, будут рады видеть.