Вельск-инфо
12 апреля 2006 (15)
Виктор КОНОНОВ

Над всей страной безоблачное небо...

Третья неделя 61-го года осталась у меня в памяти на всю жизнь.

Я учился на первом курсе экономического факультета МГУ им. Ломоносова. Вся страна тогда жила ожиданием каких-то новых важных событий в космосе. Не все знали о точных сроках, но сам факт успешных запусков и посадок подряд нескольких орбитальных кораблей, в том числе и с собачками на борту, внушал уверенность: вот-вот полетит человек.

Мне повезло: ещё в сентябре 60-го начинающего студента допустили на лекторский семинар, собранный Московским обкомом КПСС в здании филиала ИМЛ при ЦК КПСС, что за территорией ВДНХ. И в первый же день нам объявили, что выступит "инженер Королёв, один из тех, кто работает над нашим космосом". Имя Королёва тогда было засекречено, в прессе его именовали просто Главным Конструктором (а его друга и соратника М.В.Келдыша - Теоретиком Космонавтики), свои статьи в "Правде" он публиковал под псевдонимом "профессор К.Сергеев", в "Красной Звезде" - "инженер С.Королев".

:На трибуну вышел невысокий лобастый крепыш, в свободном костюме, в рубашке с отложным воротником. Естественно, без своих золотых звездочек и лауреат-ских значков, полученных за спутники и "лунники". Наверняка многие в зале, кто постарше и посолиднее, знали, что это "тот самый Королёв". Но мы, группа студентов-первокурсников, попавшая на семинар по протекции комсомола, были в неведении. И в перерыве, дыша воздухом во дворе филиала ИМЛ, рассуждали меж собой, что если "там" все такие умные, как этот, то дело советского космоса в надёжных руках. Нам понравилась откровенность, с которой "инженер Королёв" рассказывал, как делали первые спутники, экономя средства и материалы, выделяемые исключительно в военных целях; как работали по ночам, чтоб только опередить американцев:

Но один момент у нас, юнцов, вызвал тогда недоумение и недоверие. Среди вопросов, заданных выступавшему из зала, был и вопрос, когда полетит в космос человек. "Инженер Королёв" ответил не задумываясь:

- Примерно через полгода, и это будет наш советский человек.

"Загибает мужик", - единодушно решила наша компания.

А через неделю мне, единственному из этой компании, посчастливилось заглянуть в так называемый "зал Главных Конструкторов" в Музее истории авиации, что на территории закрытого городка Военно-воздушной Академии (сейчас она носит имя Юрия Гагарина). Почти всё в этом зале, обычно закрытом для посетителей, было для меня внове: тогда мы не знали имён Сухого, Бериева, Бартини: А тут большие фотопортреты каждого, и перед ними на подставках модели всех созданных ими самолётов.

И среди авиационных корифеев вдруг я с удивлением обнаружил: портрет "инженера Королёва". Только тут он был в галстуке, с Золотой звездой Героя Соцтруда, с золотой же лауреатской медалью. А перед портретом - модели созданных под его руководством ракет, спутников, "лунников". Я мгновенно поверил в его заявление на семинаре.

Правда, после выхода из этого зала мне было строго-настрого сказано, что я должен забыть даже о самом факте захода в зал, даже о наличии этого зала в музее (на дверях не было никакого обозначения). Несколько лет пришлось молчать, чтобы не подвести людей, доверивших мне тайну. После смерти С.П.Королёва в январе 1966 г. иной раз и рассказывал о той экскурсии, не вдаваясь, естественно, в детали.

А теперь - о тех апрельских днях 61-го.

12 апреля наша группа, изучавшая английский язык по более сложной программе (так называемая "продвинутая" группа), сидела в одной из аудиторий на третьем этаже старого здания МГУ напротив Манежа, что в центре Москвы. Читатели, бывавшие в Москве, знают это старинное здание. Перед ним, как и у высотного здания на Воробьевых (бывших Ленинских) горах, есть памятник основателю университета. Только перед новым зданием Ломоносов стоит, а перед старым сидит, уютно расположившись в кресле.

Наша милая преподавательница Вера Ивановна второй час безнадежно пыталась донести до нас прелести английского юмора. (Признаюсь, я до сих пор, вполне сносно читая по-аглицки, этих прелестей не понимаю.) И вдруг высоченная, метров в пять от пола, дверь аудитории распахнулась. Из-за нее высунулась вихрастая голова.

- Вы чего тут сидите? А Гагарин в космосе!

В какие-то секунды тетрадки и книги и у нас, и у преподавателя залетели в сумки и портфели, и мы стремглав спустились вниз по лестнице. В самом ее начале стояла бабушка-швейцар в традиционном ватнике. Каждый день по несколько раз мы пролетали мимо нее, на ходу раскрывая студенческие билеты и автоматически здороваясь, но она оставалась для нас фигурой безликой. А тут:

Бабушка вся светилась важностью, став центром внимания целой толпы. Дело в том, что во всем огромном здании было только два динамика, в кабинете декана профессора М.В.Солодкова и на посту швейцара: покой учебного здания охранялся строго. К декану без приглашения, естественно, никто не побежал, все сгрудились внизу. И бабуля уже в который раз повторяла про корабль "Восток" и пилотирующего его майора Юрия Гагарина. Сообщала, что корабль уже летит над Африкой, что начато торможение:

Парторг нашего курса Толя Сивальнёв моментально организовал сбор "взносов", нашел с помощью бабули старый, но вполне пригодный чемодан, и двое парней были отправлены в магазин "Российские вина" с наказом купить на всю сумму шампанского и лететь к Спасским воротам Кремля. Все остальные студенты нашего курса, привыкшие уже к тому, что Толя - вожак, потянулись за ним на Красную площадь.

Сейчас я жалею, что тогда ни у кого из нас не оказалось фотоаппарата. Больше того, никому и в голову не пришло задержаться на Красной площади до появления репортеров: мы не думали об увековечении самих себя на фоне исторического момента, просто торжествовали.

Возле входа в Кремль, справа от Спасской башни, нас встретили двое солидных дядечек в одинаковых серых костюмах и при шляпах, с красными повязками на правом рукаве с надписью "Распорядитель".

- Молодые люди, будьте добры спуститься к Историческому музею и сдать вещи в камеру хранения. Экскурсантам в Кремль с вещами нельзя.

- Мы не экскурсия, мы делегация! - зашумела наша компания. Действительно, среди ста с лишним студентов на нашем первом курсе было добрых два десятка иностранцев: поляки, венгры, немцы из ГДР, чехи, монголы, африканцы из Гвинеи, Камеруна, Сомали: были арабы, в том числе представитель королевской семьи из Саудовской Аравии, марксист по убеждениям, официально учившийся в Оксфорде, но больше сидевший на лекциях и семинарах в Москве, а в английском университете у него было свободное посещение, экзамены же он там сдавал вполне успешно, используя знания, полученные у нас.

Прокричав, по предложению одного из распорядителей, несколько раз "Ура" Гагарину, мы ринулись в открытую в Кремлевской стене дверцу, оттеснив "распорядителей" в сторону. Такой был день, что чекисты не стали поднимать тревоги, кто-то из наших даже бросил им на ходу, чтобы пропустили потом двоих с чемоданом. И пропустили ведь, наши посланцы появились в Кремле буквально сразу за нами.

Мы расположились на Ивановской площади Кремля. Девчонки делали из листов, выдранных из тетрадей, стаканчики-кулечки, ребята открывали бутылки. Пробки от шампанского летели к небу. Милиционеры, дежурившие внутри Кремля, только улыбались: раз чекисты нас пропустили, значит, все законно.

Немного было и выпито, так, по глотку, но развеселились мы изрядно. Пошли песни, пляски, русские, венгерские, африканские. Незаметно пролетело не меньше часа, когда к нам подошел еще более солидный, чем стояли при входе в Кремль, "Распорядитель" в сером.

- Молодые люди, вы мешаете правительству работать, я убедительно прошу вас выйти на Красную площадь.

Кое-кто из нас посмотрел на окна Совмина: неужели там министры не работают, а на нас глазеют? Но все-таки потихоньку потянулись к выходу.

Красная площадь была уже за-пружена народом. Транспаранты, плакаты, изготовленные наспех, на листах ватмана и обоях. Условные портреты космонавта: ведь фото Юрия Гагарина еще никто не видел. Фото- и кинохроникеров на площади опять не было: отсняв все, что нужно, они умчались в свои редакции. Так и звучит в хронике до сих пор, что первыми на Красную площадь в тот день пришли студенты- медики и другие, а экономистов не поминают.

Выйдя на Манежную площадь, мы увидели снова разливанное море людей. В те дни в центре Манежной площади, неподалеку от Манежа (примерно там, где сейчас возвышается стеклянный купол подземного торгового центра), стояла деревянная эстрада, на которой по праздникам выступали артисты. Эстрада была оборудована громкоговорителями. Кто-то из толпы взломал замки на дверце помоста, слазил вовнутрь и сумел включить на громкоговорители трансляцию Всесоюзного радио. Из динамиков лились песни, время от времени включались новости, и мы снова и снова слышали Левитана, сообщавшего об Обращениях Советского правительства к народу и зарубежным странам, о поздравлении космонавту. Наша толпа как-то потихоньку рассеялась, и в общежитие на Стромынку (бывшие казармы Преображенского полка, на Яузе) отправилось десятка полтора человек.

Только вечером мы, наконец, увидали портреты Юрия Алексеевича Гагарина. Сначала по телевизору, потом по московской программе радио услышали, что из типографии на улице "Правды" в киоски отправлен первый тираж совместного праздничного выпуска газет "Правда" и "Известия", и рванули на улицу. Все киоски были давно закрыты, лишь около метро "Сокольники" мы обнаружили старичка-киоскера, возившегося с замком и недовольно ворчавшего, что оторвали его от отдыха.

Через полчаса с небольшим этот же старичок едва сумел собрать невероятную по размеру выручку и, довольнёхонький, закрывал свой киоск, мурлыкая песни. Дело в том, что, когда подъехала машина с газетами, у киоска собралась уже громадная толпа. Стоило водителю-экспедитору открыть двери фургона, как туда залезли добровольцы и начали выкидывать тюки с газетами. Другие добровольцы развязывали тюки и раздавали газеты нетерпеливым покупателям. Старичок только успевал получать летящие к нему со всех сторон деньги. Никто не брал сдачи. В том году в хождении были и старые, и деноминированные в 10 раз купюры. Газета стоила 20 копеек старыми деньгами, 2 копейки новыми, но сдачи никто не брал даже с новых рублей и трёшек. У киоскера быстро заполнились все карманы старенького пиджака. Заполнилось деньгами и ведро, выставленное им из киоска. Наконец, он вытащил картонную коробку из-под сигарет. И та начала быстро загружаться деньгами:. Сколько сверх нормы заработал в тот вечер дедуля, знает только он один. Во всяком случае, посуетившись вначале, потом он спокойно стоял у стенки, наблюдая за летящими монетами и купюрами. Только ближе к концу "торговли" раздался его панический крик: "Мне-то хоть газетку оставьте!" Кто-то сунул ему пачку газет, дед спрятал их во внутренний карман пиджака и довольно сложил руки на груди:

Через два дня мы встречали Юрия Гагарина в Москве. К этому времени появились цветные открытки с портретом космонавта уже в майорской форме. Как известно, в космос он полетел старшим лейтенантом, внеочередное звание было присвоено ему, когда он находился на орбите, а майорский китель сшили за одну ночь лучшие портные города Куйбышева (нынче Самара).

Не буду описывать ликование столицы, оно отлично отражено в хронике. У меня сохранилась фотография, где зафиксированы такие счастливые лица и так широко разинутые в криках "Ура" рты, каких нет больше ни на одной другой фотографии. Запомнилось, что едва ли половина желающих успела продефилировать по Красной площади и увидеть "живьем" Первого космонавта и правительство рядом с ним. (Потом было объявлено по громкоговорителям, что демонстрация прекращается, так как "космонавт устал"). Запомнилось, как летел над Москвой ИЛ-18 в сопровождении почетного экскорта истребителей. Но больше всего врезалась в память вечерняя прямая трансляция из Кремля, из Георгиевского зала Большого Кремлевского Дворца.

Нам тогда, естественно, показали далеко не все. Мы не видели лиц "секретных" конструкторов и друзей Гагарина по отряду космонавтов, камеры ТВ были нацелены исключительно на покрытый шикарным ковром пятачок впереди главного стола, где дружной толпой стояли члены высшего руководства партии и страны, и среди них первый космонавт. Несколько впереди этой группы стояли микрофоны, к которым по очереди выходили ораторы. После того, как Председатель Президиума Верховного Совета СССР Л. И. Брежнев вручил Юрию Алексеевичу орден Ленина и Золотую Звезду Героя Советского Союза, а также почетный знак "летчик-космонавт СССР" за номером 1, после ответного слова космонавта к микрофону подошел Хрущев. И уже его первые слова показали, что глава партии и правительства хорошо попраздновал в тот день.

После, в официальных передачах по телевидению и в кинохронике, не говоря уже о газетах, речь Н.С.Хрущева была здорово подредактирована. Но нас, сидящих перед экраном телевизора в Красном уголке Стромынки, она потрясла своей непосредственностью. И потому запечатлелась в памяти такой, какой была на самом деле. Я отвечаю за точность практически каждого слова, тем более что мы с друзьями долго смаковали, пересказывая друг другу и убеждаясь, что никому ничего не померещилось, наиболее интересные пассажи.

Хрущев вышел к микрофону с бокалом в руке и начал с того, что предложил всем присутствующим "выпить за нашего Юрку, за которого мы уже пили". Затем вспомнил американцев, которые долго кричали о своем превосходстве в технике и науке, о своих планах освоения космоса, но безнадежно отстали от советской науки. "Они кричали-кричали, а наш Юрка взял и полетел", - саркастически заметил Никита Сергеевич.

Потом он вспомнил, что всё-таки подымает тост, а не выступает на митинге. И начал формулировать. Предложил выпить "за первого космонавта Юрия Алексеевича Гагарина, за выдающихся советских ученых, за рабочих, инженеров и техников". И с разгону продолжил: "и за крестьян". Видимо, почувствовал, что увлекся, и, желая исправиться, начал витиевато обосновывать, почему он назвал и крестьян. Дескать, если крестьяне хлеба не вырастят, то ни рабочие, ни инженеры не смогут делать свое дело. И т.д. и т.п.

Даже нам, сидевшим перед телевизором, было неловко. И сочувствовали главе правительства, и смешно было, что никак не может вырулить на правильную дорогу. Как вдруг стоявшая сзади от Хрущева единственная женщина в тогдашнем высшем руководстве Екатерина Фурцева: дёрнула Хрущева за полу пиджака! Он осёкся, прервался на полуслове, быстро произнес "Так выпьем, товарищи!", осушил бокал и отошел от микрофона.

Вскоре после этого, чуть ли не тут же, трансляция была закончена. Мы с друзьями еще долго описывали друг другу в лицах виденное и слышанное.

Кстати, та первая прямая трансляция с торжественного приема космонавта на долгие годы стала и последней. Когда в августе в космос слетал космонавт-2 Герман Степанович Титов, по ТВ показали лишь строго официальную церемонию поздравлений и вручения наград, а остальное торжество продолжалось без телекамер.

Сколько бы я ни слышал рассказов о впечатлениях тех дней от самых разных людей, все они сходятся в одном: после Дня Победы 9 мая 1945 года это был первый действительно общенародный и действительно стихийный, никем специально не организуемый праздник.

Мой любимый поэт Леонид Мартынов, почти никогда не писавший стихов "на событие", в те дни опубликовал стихотворение с, казалось бы, странным, нарочито будничным названием "Во-первых, во-вторых и в-третьих", но полное глубокого смысла.

Всего еще понять не можем.
Как видно, время не пришло.
И долго мы не подытожим
Того, что произошло.
И обо всех событьях этих
Твердим казенным языком:
Во-первых, во-вторых 
и в-третьих:
Но даже в случае таком:
Во-первых, немы от разлуки,
На колоссальной вышине
Вновь запросились 
в наши руки
И серп, и молот на Луне.
И во-вторых, вдруг замаячил
Нам резче Марса уголек,
И путь туда казаться начал
Не так далек, 
Не так далек.
И в-третьих, 
ближе к нашим крышам
Венера подошла звезда:
"Вы слышите меня?" - 
"Мы слышим!"
Все это началось тогда,
Когда весенним утром ясным,
Земля, вознесся над тобой,
В своем комбинезоне красном
Пилот, от неба голубой.


Кстати, все наблюдатели, следившие и на территории СССР, и на просторах мирового 
океана за полетом Юрия Гагарина, равно как и журналисты в своих репортажах из 
самых разных городов, единодушно отмечают, что в те дни везде стояла необычайно 
ясная погода. Любители мистики могут при желании усмотреть в этом факте что-либо  
сверхъестественное. А по-моему, даже и пролейся в те три дня где-нибудь 
дождичек, он бы не отложился в людской памяти.