Вельск-инфо
15 сентября 2006 (39)
Инф.

Литературная страница

Яхта

(Глава из повести "Сашкино море")

Вчера у Сашки случилась нечаянная радость. Старший брат Григорий подарил ему яхту - настоящую, купленную в магазине. Вчера в их семье был праздник. Григорий принес первую получку и сделал подарки: маме - пакетик конфет-подушечек, себе - пачку папирос "Казбек", а вот ему, Сашке - игрушку.

Мама всплакнула по поводу Гришиной получки. Ему только-только исполнилось четырнадцать, и, чтобы поддержать семью, пришлось Грише пойти в ремонтные мастерские учеником слесаря. Школу пришлось оставить после седьмого класса. Время было тяжелое, хотя даже по Сашкиным понятиям война приближалась к концу. Красные флажки на карте уже кое-где переступали за нашу границу в сторону ненавистной Германии.

- Ну что, будущий мореход, доволен подарком? - потрепал Григорий Сашкины вихры. - По какому из морей желаете плавать, капитан Гаттерас? Посмотри, сколько их на карте!

Ближайшим морем до городка, где жил Сашка, оказалось Белое, но даже и до него по карте километров восемьсот, не меньше.

В Сашкином городке все было деревянным, потому что вокруг стояли леса - кедровые и, по Сашкиным понятиям, непроходимые. Деревянными были дома, мостки-тротуары, заборы и даже единственная на весь район церковь. Протекала через городок маленькая светлоголосая речка с милым названием Синичка. До моря Синичке не добежать, больно уж слабенькая, и впадала она в другую, побольше и посильнее, а та же отдавала свою и Синичкину воду студеному Белому морю.

Но у Сашки было свое море - лужа на перекрестке огромная, грязная и затхлая в солнечные летние дни. Сегодня Сашка встал рано - и бегом к луже: не терпелось опробовать свою яхту.

Он подошел к луже, осторожно держа яхту, чтобы не обломить мачту, - и остановился.

Вокруг лужи бегала тетя Феня, мать Сашкиного друга Альки, и выкрикивала такие слова, что у него покраснели уши. Причиной тому был Алька. Друг стоял посередине лужи по пояс в воде и повизгивал, жалобно и тонко, как провинившийся щенок. Из лужи он не вылезал, потому что в руках у матери был тонкий ивовый прут - вица, и вица эта предназначалась явно для него.

"Опять что-нибудь натворил", - подумал Сашка. С Алькой частенько случались всякие неприятности из-за его предприимчивого характера. Совсем недавно коза Дунька припечатала его к забору так, что у Альки целую неделю живот был синий как чернила - это после того, как они вместе решили превратить козу в кавалерийскую лошадь.

Сейчас надо было как-то выручать друга, но как?

Альку спасло только одно - матери нужно было спешить на работу. Время было серьезное, и за опоздания спрашивали строго. Тетя Феня, со свистом рассекая воздух вицей, пригрозила сыну вечерней расправой и, наконец, удалилась. На Сашкину игрушку она не обратила никакого внимания, но Алька, хоть и находился под угрозой расправы, яхту углядел сразу. Стоило матери отойти от лужи шагов на тридцать, он тут же скомандовал Сашке:

- Пускай! Посмотрим, как она ходит!

Сашка осторожно опустил яхту на воду. Тоненький матерчатый парус под легким утренним ветерком колыхнулся, затрепетал часто-часто, словно суденышко боялось оторваться от берега. Все это длилось какие-то секунды, затем парус наполнился, и маленький кораблик заскользил по воде в Алькину сторону. Сашка замер от восторга.

- Плывет! Плывет! - закричал Алька.

Сашка его не слышал. Он не видел и лужи. Яхта летела прямо на Альку, и казалось, что это лилипутский корабль шел в атаку на Гулливера.

- Посторонись! - крикнул Сашка, и Алька уступил дорогу кораблику. Яхта мягко качнулась на волнах и помчалась к противоположному берегу.

На берегу стоял Валька Крюков, первый враг мальчишек, и кроме гадости от него нечего было ждать. Валька по своим годам должен был учиться в шестом классе, но в школу не ходил, а только числился. Был он худ, черен и зол. Не было на улице ни одного пацана, которого бы Валька не обидел.

Сашка и Алька слишком поздно увидели Крюкова и оба замерли: Что-то будет?

Яхта на полном ходу выскочила на пологий берег, уткнулась носом прямо в Валькин ботинок, свалилась на бочок и застыла, ожидая своей участи. Стоило только наступить на нее ботинком - и конец Сашкиному счастью.

Валька наклонился, поднял яхту и осмотрел ее со всех сторон. Затем он затянулся самокруткой и дунул в парус. Дым, разбиваясь на мелкие струйки, окутал Валькино лицо.

- Дешевка! - пробурчал он. - Пять рублей стоит, на рынке в ларьке видел.

Он позвал Альку.

- На, забери и отнеси этому учительскому сыночку. Пусть играет!

Сашка ушам своим не поверил, когда яхта оказалась у него в руках. Крюков крикнул, чтобы они снова пустили ее на воду. Яхта прошла уже самое глубокое место, и тут Валька поднял с земли облепленную грязью, похожую на дубину, палку. Всплеск и брызги показались мальчишкам взрывом - все было кончено. Посреди лужи плавали щепки, да мокрая белая тряпочка - бывший парус - на палочке-мачте.

Сашку затрясло, и такая злая обида охватила его, что он, не думая о последствиях, схватил ком жирной скользкой грязи и побежал навстречу обидчику. Тот стоял спокойно, твердо уверенный, что его и задеть нельзя. Силы были неравны, но Сашка не думал об этом.

Он подбежал к Вальке и влепил ему этот ком прямо в лицо. Наклонился и стал царапать дно лужи, чтобы набрать еще порцию грязи, но не успел - сильный удар по мягкому месту сбросил его в лужу. Когда он поднялся из воды, фыркая и отплевываясь, то первым делом увидел рядом Алькины штаны, наполненные воздухом, а затем Крюкова, пытавшегося смахнуть грязь с лица и волос.

Дело принимало плохой оборот. Алька вскочил и потащил Сашку к противоположному берегу, подальше от обидчика. Крюков смахнул грязь и начал обстреливать их всем, что только попадало под руку.

Мальчишкам приходилось приседать и скрываться под водой, чтобы камень или палка не угодили в голову. Оба они были грязные и измученные, но на сушу не вылезали.

Выскочила из калитки девчонка Альбинка, увидела все это, взвизгнула и убежала. Некого было позвать на помощь. Крюков же схватил длинную сухую жердь и стал лупить ею по воде, стараясь достать мальчишек. Он лупил и кричал:

- Просите прощенья! Просите прощенья!

Конец этой пытке наступил так неожиданно, что Алька и Сашка просто-напросто застыли на середине лужи, не веря глазам своим. Они уже было двинулись к берегу навстречу Крюкову - будь что будет - но прощения просить не собирались, когда замах жердиной заставил обоих лечь на дно лужи. Но удара не последовало. Сашка поднялся - жердь валялась на берегу, а Вальку держал за ухо человек в синей фланелевой рубашке с голубым воротником, в лихо сдвинутой на бровь бескозырке.

Матрос скомандовал:

- А ну, быстро на берег!

Сашка и Алька, не веря еще своему спасению, как пробки выскочили навстречу спасителю. Разговор был кратким.

- Все ясно, - сказал матрос. - Вы, братва, идите сушитесь, а с этим: - он подумал, как помягче сказать, - подонком я разберусь.

И повел Крюкова в сторону колбасной фабрики, директором которой работал Валькин отец.

- Спасибо, дяденька! - в один голос крикнули охрипшими в момент голосами Алька с Сашкой и помчались к речке Синичке смывать грязь и отстирывать одежду. Пока они бежали, Алька сказал Сашке, что у матроса на погонах было две буквы - "С" и "Ф". Это был первый вернувшийся с войны человек, которого увидели друзья.

Гарисон СЕМОВСКИЙ

Белый конь

Рассказ

Большаков, лесопунктовский конюх, еще с вечера пообещал Косте, что после сеанса в местном клубе (крутили нестареющую картину "Свинарка и пастух") он доставит кинопередвижку вместе с киномехаником к железнодорожному поезду.

- На белом коне повезу, - почему-то уточнил Большаков, будто масть лошади имела значение. А может, давал понять, что вот, мол, как я тебе, так и ты уж имей в виду - без билета в кино не забудь пустить, услуга за услугу.

Большаков не обманул, еще затемно подкатил к крыльцу клуба. Белый конь, запряженный в сани, стоял, опустив голову.

Снежок хоть и выпал накануне, но таял. Был исход сентября, и лесной поселок с красивым названием Рябиновое, с единственной жуткой улицей, по которой ни пройти, ни проехать, казался безнадежно гнилым. Он был из тех временных советских лесопунктов, поизносившихся как в быту, так и на производстве, где четко обозначалась печать бесхозяйственности и нищеты.

Рябиновое еще хорохорилось, не хотело сдаваться, из последних сил сохраняло свое былое предназначение - рубило и вывозило лес. А в этот час спало тяжелым сном, в котором, может быть, снилось кино, а в нем красивая, но чужая жизнь.

Белый конь нетерпеливо переступал с ноги на ногу. Темнело низкое небо в черной облачности, неспокойной и шалой. Всюду висела сырость.

Конь вздернул голову, тряхнул ею. В голове у Кости скользнула мысль: "Во дни торжеств и триумфов еду на белой лошади - очень символично даже".

Костя был доволен, что не обманул его Большаков, и, стало быть, день сложится удачно. Помощника моториста он отправил еще вчера с афишей и билетами в поселок Северный, а сейчас направлялся с кинопередвижкой туда сам.

Что касалось погрузки-разгрузки аппаратуры, то тут всегда можно было рассчитывать на добровольных помощников. Кто откажется? Плата особая - бесплатный сеанс.

Костя был молодым киномехаником. Начинал он с простого моториста, но зато потом учился в Советске, в Государственной школе киномехаников. И вот теперь самостоятельно ездил с передвижкой по захолустьям района, по деревням и поселкам, которые не были охвачены стационарными кино- установками. Молодой человек не без основания полагал, что с "кином" его ждут везде, и гордился этим.

Костя вместе с конюхом погрузили аппаратуру: кинопроектор, звукоусилитель, силовой агрегат, коробки с кинолентами и другие причиндалы - все, без которых кино не состоится. Мельком вспомнил, как непросто ему было до-браться в Рябиновое, на тракторной волокуше, и, решив, что трудности закаляют характер, кивнул Большакову: трогай, мол: "Во дни торжеств:" - снова бодро мелькнуло у него в голове. Возница помедлил с минуту, прежде чем взял вожжи, а Костя смотрел на белого коня и думал, что не каждый белый тот, который выплясывает на парадах "под могучим седоком". Это он где-то слышал, но не мог вспомнить, где. А Большаков дернул вожжами:

- Н-но!

Белый конь сначала повел одним плечом, потом другим, ступив в жидкую грязь дороги, поволок сани. Поехали: Большаков на ходу проворно прыгнул в волокушу. Сохраняя устойчивость, он прошелся немного по дощатому настилу, который возвышался над полозьями, и снова прикрикнул на лошадь. Косте показалось странным, почему Большаков запряг коня в сани, а не в телегу.

Ох, уж эта лесная глубинка! Кто бывал, тот знает. Бедный белый конь! Что сани, что телега - все едино: Вот трактор - другое дело! Слава железу!. Но если разобраться, то, пожалуй, лошадь умнее человека: и беднее.

- Куда тебя леший несет? Мать-перемать! - вдруг заорал Большаков, натягивая правую вожжу, пытаясь устоять на ногах. Его неловко повело сначала в одну сторону, потом в другую. От резкого окрика возницы белый конь рванулся вперед, норовя взять влево. А Большаков тянул вожжи вправо. Конь, вероятно, чувствовал какую-то опасность, стараясь избежать ее. От рывка лошади Большакова кинуло сначала на металлический кожух, которым был прикрыт киношный движок, а затем, взыграв вверх скрюченными ногами, конюх перевернулся через голову и полетел с саней в жидкую дорожную хлябь. За ним соскользнуло что-то еще из того, что находилось на санях.

Костя все это видел, шагая следом за подводой по деревянным мосточкам. Он застыл как вкопанный, на миг, ошалев от произошедшего. Но уже в следующую секунду метнулся к саням. Его ноги, в резиновых сапожках с низким голенищем, сунулись в жидкую грязь, и он почувствовал, как потекла эта студеная жирная зараза в сапоги: Дальше ходу не было - море грязи. Костя замер в растерянности. Да:

А где же белый конь?.. Белого коня Костя увидел не сразу, вернее, не вдруг признал. Голова коня топорщилась в хомуте промеж вздыбленных оглобель. Коня не было: то есть он был, но был в глубокой колдобине, виднелся его спинной хребет.

На сани карабкался Большаков, ругаясь матом на все Рябиновое:

- Да что б я еще!... Ни в жисть!... "Свинарка и пастух"! Мать-перемать!

Костя не двигался с места. Он смотрел на Большакова и не видел его; он видел лишь сани, на которых чудом удержался силовой агрегат. Ни коробок с кинолентами, ни многого другого, без чего кинопередвижка работать не может, на санях не было. А главное - в грязи утонул звукоусилитель.

Беда!.. Нет, это была катастрофа. Жуткое происшествие, почти трагедия.

"Теперь ныряй!.." - хлопал себя по бокам Костя. Надо было что-то делать, как-то спасать аппаратуру. Но как!?.. И шибко умная мысль стала крутиться в Костином сознании; она получалась из какой-то другой поговорки: мол, на белом коне далеко не уедешь. Костю должно было занимать совсем не это, да все упиралось сюда - в белого коня. Такое, значит, разочарование.

Николай ПРИБЫТКОВ