Вельск-инфо
16 марта 2007 (21)
Евгений Шаманин

Отрывки из обрывков

Эх, дороги, грязь да тоска:

- Виктор Павлович, прошедший месяц после нашей первой беседы мне несколько раз пришлось слышать, что вы приукрасили Вельск пятидесятых годов прошлого века. Я записал ваш рассказ, а уже потом вспомнил, что Александр Малолетов в одном из своих стихотворений вспоминал о большой луже на углу Советской и Февральской, нынешней Ломоносова. Да и Ида Семеновна Бречалова недавно писала о луже, точнее, небольшом болоте на том месте, где улица Дзержинского переходит в улицу Гагарина, где сейчас аптека:

- Принимаю замечание. Мне самому две уважаемые старожительницы Вельска пеняли за то же. Но, когда разговорились подробнее, выяснилось, что одна из них в те годы жила на улице Красной, рядом с Копалихой, а вторая, как и Малолетов, на углу Советской и Февральской. И обе не очень представляют, каков был Вельск от площади в сторону Вели. А я смотрел в детстве на все, что дальше Первомайской на юге и Новой (нынче Фефилова) на севере, как на "за-город". Когда ходил в пятый класс в 1-ю среднюю школу, в то здание, которое сейчас занимает 4-я СШ, сначала казалось, что это очень далеко от дома. Колхозный рынок, тем более кладбище у церкви были уже за городом! Отсюда и разные воспоминания. В "моем" Вельске, действительно, были чистые тропинки и чистые канавы.

- Неужели и дороги в "вашем" Вельске были идеальными? Совсем не верится. Я слышал, что после войны только улица Дзержинского южнее площади была вымощена булыжником:

- Да, были улицы, скажем так, не очень нормально проезжие. Возьмем хотя бы улицу Революционную, где мы жили в доме номер 23, а почти напротив нашего дома жил дядя Коля Бовыкин, работавший в пожарной части. Это как раз середина квартала между ул. Свободы и Новой (по-нынешнему, Нечаевского и Фефилова). Вот между нашими домами, под землей, протекал (он и сейчас, наверное, протекает) какой-то подземный ручей, который впадает в Паздреницу. Этот ручей когда-то, когда город только начинал строиться, когда улица еще называлась Посад-ской, был перекрыт своеобразным мостиком из бревен, который потом сверху был засыпан землей. Этот мостик постепенно ушел вниз, подгнил, начал проваливаться. Я помню, в середине пятидесятых одним из развлечений у нас, ребят, и наших соседей было наблюдать, как в этой яме, образованной прогнившими бревнами и провалившейся землей, садятся и сидят по полчаса, по часу грузовые машины, которые проходили через Вельск. В то время это была главная трасса через Вельск. Она шла по Дзержинского до Свободы, по Свободе до Революционной, по Революционной до Новой и дальше на мост через Вель. То есть наш квартал никакая техника не могла обойти, любая машина должна была пройти здесь. В день по шесть-семь, а то и больше машин сидело часами.

Сейчас уже не вспомнить, по-дсказал ли это отец или придумала старшая сестра Галинка с подружками, но летом пятьдесят пятого мы исправно, недели две, не просто глазели на буксующие машины, а записывали в специальную тетрадку марку машины и продолжительность "сидения". Потом эту тетрадку отец, тогда председатель райисполкома, унес на работу.

Много позже я узнал, что он поручил экономистам посчитать, сколько бензина сжигается на этих пробуксовках, сколько человеко-часов теряется, сколько лишней зарплаты выплачивается. И на заседании райисполкома пришли к выводу, что есть прямая выгода "скинуться" району, городу и автоконторе - главному эксплуататору трассы. Тогда автоконтора, нынешнее АТП, обслуживала все транспортные перевозки с железной дороги до Шенкурска и Шеговар.

Так и было сделано. Не помню точно, в тот ли год или на следующее лето подземный ручей заделали в трубу, улицу засыпали гравием и песком, а три квартала по улице Свободы до Революционной замостили булыжником, насобирали его на полях вокруг Вельска: десятилетиями пахари собирали кучи камней на межах. Своих каменщиков в Вельске не было, я слышал, мастеров приглашали из Кадникова, что под Вологдой. Одно из незабываемых впечатлений детства - любоваться тем, как мастера, стоя на коленях в мягком песочке, подбирали камушек к камушку, то подкапывая лопаткой, типа мастерка, небольшие ямки, то постукивая ручкой того же мастерка по верху камня.

Таким образом, главная транспортная артерия города стала проезжей, это, пожалуй, на моей памяти было первое такое большое событие в городе. Остальные события, связанные с дорогами, с улицами в самом городе, связаны с именем Василия Васильевича Нечаевского, который в пятьдесят седьмом году стал председателем горсовета, и его продолжателями, но об этом особый разговор.

- Если подобные дороги были в городе, то представляю, каково было состояние дорог в районе:

- По-моему, нынешним поколениям представить это трудно. Про весь район не знаю, потому что не везде ездил в детстве, но, начиная с шестого класса, нас по осени вывозили на уборку то льна, то картошки, поэтому пришлось повидать некоторые уголки. Трасса на Ровдино - Шенкурск, через Судрому, была вполне проезжей. Хотя и грунтовка, песок, но широкая и ровная. Правда, дальше Судромы в те годы не пришлось бывать.

А вот в восьмом классе (это осень пятьдесят седьмого года) мы убирали лен и картошку в колхозе "Раменское", это по дороге в Пакшеньгу, сейчас это отделение совхоза "Вельский". За нами приехал в школу председатель колхоза. Приехал сам, лично за рулем автомашины ГАЗ-51, это бортовая машина с обычными маленькими бортами. Мы, двадцать шесть человек, сели в кузов, наша учительница - в кабинку. По дороге из города наш водитель дважды или трижды останавливался, каких-то знакомых навещал. В итоге на выезде из города он был в таком состоянии, что временами засыпал за рулем. Хорошо, что дорога сначала шла по сосновому бору в одну колею, причем колея была наезженная. Правда, когда машина пролетела по огороду в деревне Заборье, смяв угол двух изгородей, а потом чудом обогнула сосну на опушке, учительница попросила остановить машину и перебралась к нам, наверх. Те, кто стоял у кабины, смотрели в окошечко за поведением водилы. Если он засыпал или впереди был поворот, ему стучали по металлической крыше кабины, и он поворачивал. Незадолго до Раменского началось болото, по которому была проложена гать, это просто накиданные сплошняком тонкие бревнышки, которые меж собой не скреплены, как бы плавают. Для верховых болот вполне нормальная дорога, машина может проехать на хорошей скорости.

Так вот, наш извозчик на одном из поворотов, хотя ему и барабанили по крыше, не справился с управлением, и грузовик носом залетел в болото. Заглох, конечно. Председатель пытался полезть под машину, что-то исправлять, но кто-то из ребят догадался срезать ветку, поводили ею в баке, обнаружили: бензина нет. Шофер так газовал, что весь сжег.

Помогли ему устроиться в кабине, уснул быстро. И пошли пешком, там недалеко было. В деревне нашли его жену, сообщили, что хозяин спит в кабине. Она ответила, что утром пошлет за ним трактор.

- Получается, тогда на дорогах ни гаишников, ни сигналов не было?

- Не было. Да и к чему они? Всерьез разогнаться можно было только на отдельных участках. Сам вельский боровой песочек хорошо тормозил лихачей.

Неплохая дорога была в сторону Шадреньги, особенно первые от города километры, до ипподрома. А вот за Шунемой проехать было не всегда легко. Осенью 1958-го, уже в девятом классе, мы поехали убирать картошку в колхоз имени 1-го Мая, что на Елани, на правом берегу Елюги, притока Вели. От Хозьмино по прямой - километров шесть, не больше.

Я на два или три дня отстал от класса - заканчивали с отцом обшивать вагонкой дом, нельзя было оставить на позднюю осень. И отец отправил меня с оказией: в командировку ехал инструктор райкома КПСС по зоне Хозьминской МТС Софронов, меня подсадили к нему. Вез нас дядя Митя Церковников, водитель экстра-класса, ехали на "М-72".

- Это что, тяжелый мотоцикл, что ли?

- Да нет, легковушка. На шасси ГАЗ-68 поставлен кузов "Победы", получилась комфортабельная машина повышенной проходимости. Много позже я читал в одном из журналов, что по спецзаказу ЦК КПСС таких машин, для сельских райкомов партии, было изготовлено 800 штук.

Так вот, до Хозьмино мы добрались, хотя от Шунемы до Кишермы и дальше ехать было нелегко. Тогда дорога не была спрямлена, как нынче, шла через саму Кишерму, а в той дворов было почти полтораста, и все в одну линию.

В Хозьмино пообедали в чайной, спросили, проедем ли по Смольянской дороге, нам дружно советовали не рисковать. Но дядя Митя понадеялся на проходимость машины.

Проехали Исполиновку, нижнюю деревню Елюги (раньше она называлась Есютинская), скатились под горку на Смольянскую дорогу. И, не проехав полкилометра, сели в глубоченных колеях, прорезанных в красной глине. Попытка выскочить на межколейное пространство дяде Мите не удалась. Машина проскользила по глине и снова встала в колею, но: носом к городу.

- Мужики, второй раз мне такой фокус не проделать, - сказал дядя Митя. - Идите дальше пешком.

- А как же там грузовики ездили?

- Так и ездили. Или с помощью тракторов, или неделями стояли на приколе, пока мороз не ударит или солнышко не подсушит глину.

Кстати, через месяц мы выбирались с Елани в Вельск больше двух суток. Даже по дороге расстояние было чуть больше полста километров. До Хозьмино шли пешком почти день, скользя по раскисшей глине. Хорошо, впереди шел до самого Хозьмино леспромхозовский трактор С-100, на его санях ехали наши вещички. Ночевали в Исполиновке, в учительской и кабинете директора Хозьминской школы, разрешила Нина Ивановна Новикова, директор. Потом, уже с вещами, топали полдня до Кишермы. Там узнали, что сельповская ГАЗ-51 ушла в Вельск за товаром. Дождались ее возвращения, до-звонились до Вельска, что дорога проходимая для машин, и под утро на третий день за нами пришел грузовик.

- Я думаю, дорожную тему тех легендарных времен стоит считать исчерпанной, картинка получилась очень наглядная.

Беседовал Евгений Шаманин